Дикие персы
Шрифт:
— Я потом в «Фивные Фревности» поехал к Басулу Турчи, конкуренту твоему, — продолжил скорбное повествование Кувалда. — Хотел у него пофарком разжиться.
— Да какой он мне конкурент? — машинально отозвался Стальевич. — Так, одно название.
— Во-во, он про тебя то же самое сказал, — сдуру ляпнул Шапка и тут же прикусил язык, съёжившись под долгим взглядом шаса.
— И? — осведомился после паузы старик.
— Ифиот он, конечно, — попытался выправить положение фюрер. Поразмыслил и уточнил: — Басул.
После
— Чего Басул предложил?
— Префложил выезфную машину Всеславе пофарить. Празфничную и красивую.
— Чего? — поперхнулся Стальевич.
— Типа сама машина крутая, по спецзаказу челами слепленная, а позафи вофителя — колпак стеклянный, сверху позолоченный, фля особенно важной персоны выфуманный, — поведал Кувалда. — Я фотку вифел, мне понравилось.
— Зачем Её величеству такая машина? — опешил шас.
— Так в него королева засовывается и ефет, например, на парафе, когфа люфов приветствует и нас, верных своих вассалов, — уверенно объяснил фюрер. — Красиво получается, как русалка в аквариуме.
«Так вот куда Басул решил пристроить списанный папамобиль…»
Откровенно говоря, поведение сородичей старика не порадовало: шасы, словно сговорившись, решили слить недалёкому Кувалде все возможные неликвиды, да ещё с гигантской прибылью, совершенно при этом не думая, каким скандалом может закончиться подобное отношение к Её величеству, которая мало того что женщина, так ещё и на сносях.
— А зачем королеве в аквариум засовываться? — осведомился Стальевич, выигрывая время для изобретения подарка.
— От злофеев и террористов, — заученно ответил Шапка. — Басул сказал, что то стекло фаже масан не прогрызёт.
— Полезная штучка.
— Я тоже сначала так пофумал, фаже купил почти, но потом перефумал.
«Представляю, как расстроился Басул».
— Не к лицу Их величеству в ящик стеклянный лазать, фаже от террористов спасаясь. Тем более на собственной свафьбе, — привёл резоны одноглазый. — Фа и фенег твой неконкурент захотел много.
— Он жадный.
— А ты? — мгновенно уточнил фюрер.
Стальевич ответил многозначительной улыбкой и поспешил сменить тему:
— А ты собрался королеве копеечный подарок прикупить?
Прозвучало настолько остро, что Кувалда стушевался:
— Нет, конечно. Я что, жмот какой или фурак вообще? Но ты тоже не врубаешься, что мне нафо.
— А что тебе надо?
Великий фюрер на мгновение замер, набирая в легкие побольше воздуха — как ни странно, думать ему при этом не понадобилось, — после чего рывком изложил окончательное видение семейного презента и чувств, которые тот должен вызывать у получателей.
— Чтобы королева поняла, что вся семья Красных Шапок вожфеленно припафает и рафуется.
— Радуется,
— А как же иначе? — верноподданно надулся Кувалда. — Празфник вефь большой, а мы в больших празфниках всегфа припафаем. — Подумал, поискал на столе бутылку, не нашёл, поскольку магазином владел шас, извлёк из кармана флягу и шумно глотнул виски. — В общем, фавай, что у тебя есть.
— Для королевы?
— Ага.
Стальевич откинулся на спинку кресла, сложил на груди руки, помолчал, давая собеседнику возможность сполна насладиться содержимым походной фляги — без виски мозги Красных Шапок в принципе не функционировали — и лишь после этого осведомился:
— Думаешь, ты один такой умный ко мне прибежал?
— Что? — не понял фюрер.
— На бал пол-Города собирается, — тихонько рассмеялся шас. — И сейчас все они гурьбой несутся к старому Стальевичу за нестыдными подарками. А какое главное свойство нестыдных подарков для коронованных?
— Какое? — пролепетал Кувалда, не очень хорошо понявший слово «свойство» в данном контексте.
— Нестыдные подарки имеют свойство быстро заканчиваться! — торжественно провозгласил старик. — И кто не успел, тот публично позорится.
После чего шас прищурился, оценивая обстановку, и с удовлетворением отметил, что «клиент созрел».
А расстроенный фюрер понял главное: подарков, которые можно вручить Её величеству, не опасаясь дальнейшего повешения, больше нет и когда будут, неизвестно. А это значит, что на торжество лучше не ездить, не рисковать. А это значит, что подданные будут хамить, ржать и чаще обычного писать на главном портрете великого фюрера неприличные и обидные словечки. А всех не перевешаешь, как ни старайся.
Кошмарные мысли мешали дышать, порывами окутывали пропитанный виски мозг, ватой закладывали уши, и потому одноглазый не сразу услышал ободряющий голос продавца:
— …чали нет причин.
— Что?
— Для печали нет причин, Кувалда, — охотно повторил Стальевич. — Как раз сегодня один из клиентов отказался от выдающегося подарка, который я для него приготовил.
— Выфающегося? — приуныл великий фюрер. Однако на этот раз повод для грусти был иным: одноглазый хорошо знал шасов и прекрасно понимал, что каждое подобное прилагательное как минимум удваивает стоимость товара.
— Изготовлено величайшим Фенаром Турчи!
«Вот ферьмо…»
— По эксклюзивному заказу!
«Нет!»
— До недавнего времени находился в личной коллекции жрицы Звонимиры. Драгоценность современная, но уникальная. — Старик сдернул ткань с небольшой скульптуры, и единственный глаз Кувалды уставился на танцующего журавля. — Малахит и стразы Сваровски.
— Сворованный сразу?! — возмутился великий фюрер. — Я фаже тачку с аквариумом не взял, потому что фумал, буфто она крафеная. Что я, лашара какой, туфту всякую Её величеству фарить?