Дикие сердцем
Шрифт:
— Если все, что ты говоришь, правда, то это ужасно. Мне так жаль твою маму! Какая страшная смерть.
— О, она не умерла. Обрыв, с которого она бросилась, был совсем не высоким. Ее вытащил из воды молодой рыбак и принес в дом своих родителей. Как только мама обсохла, они поженились. А затем заперлись от людей, как два ореха в скорлупе, и прожили в убогой рыбацкой хижине почти год.
— Я верю тебе, только, пожалуйста, следи за дорогой. Осторожней, не сверни в канаву. Кстати, в скорлупе не может быть двух орехов, только один.
— Ты забыла об арахисе,
— Да, забыла, — улыбнулась я и снова вернулась к разговору о несчастной матери Гая. — Что произошло дальше?
— В конце концов маме надоели морские пейзажи. Рыбак, хотя и был красавцем, не отличался образованностью и утонченностью чувств. Все его разговоры сводились к погоде, клеву и починке порванных сетей. Мама позволила похитить себя одному отвратительному принцу. Принц принадлежал к древнему роду и был сказочно богат, но имел одну неприятную привычку. Каждую ночь он спускался в семейный склеп и занимался любовью с почившими членами своей семьи.
— Ты думаешь, что я поверю этой болтовне?
— Это истинная правда, спроси у отца. Отец нанял частного детектива, чтобы выяснить, что случилось с мамой. Мама оставила принца, потому что, по ее словам, от него воняло мертвечиной.
— Больше ни слова! Мне жаль, что я начала этот разговор.
— Хорошо, хорошо, больше никаких подробностей. Чувствуя глубокое отвращение к мужчинам, мама отправилась в Неаполь и открыла приют для старых беззубых кошек.
— А сейчас?
— Умерла от столбняка пять лет назад.
— О Боже! — Я некоторое время молчала, размышляя над словами Гая. — Все это очень грустно, но ты почему-то пытаешься сделать рассказ веселым. Твоя мама, очевидно, не была счастлива, и это оставило глубокий след в твоей душе.
— Почему же?
— Ты даже не знал свою мать.
— Если ты имеешь в виду, что я испытываю жалость к матери, то могу заверить: ничего подобного. Думаю, что мама веселилась не меньше, чем другие. — Впереди показался знакомый горбатый мост. Я поняла, что мы находимся на окраине Падвелла. — По крайней мере, мама делала то, что хотела, и ей не было скучно. Я никого не жалею, включая себя. Если бы мама осталась с нами, мы бы возненавидели друг друга. А если бы я любил ее, то, возможно, страдал бы — ты же знаешь об эдиповом комплексе. Отец сделал все от него зависящее, чтобы восполнить отсутствие материнской заботы.
Уловив необычную горечь в голосе Гая, я поняла, насколько его ранило бегство матери.
— Вот мы и chez nous[25], — Гай затормозил возле отверстия в заборе.
— Ты, кажется, хотел сказать chez vous[26].
Хлоя выпрыгнула из машины и исчезла в темноте. Я испугалась, решив, что собака убежала далеко. Над нашими головами громко ухал филин. Таинственные шорохи раздавались со всех сторон. Мне вдруг захотелось почувствовать под ногами привычный городской асфальт, увидеть свет ночных фонарей.
— Спокойной ночи. Большое спасибо за все…
— Я иду с тобой.
Я не стала возражать,
— Я пойду вперед. — Гай исчез вслед за собакой. Мокрые ветки больно хлестнули по лицу. — Что ты там лепечешь? Немного сырости только на пользу организму. Вижу, тебе просто необходима небольшая встряска. Пробежка по холмам завтра утром улучшит твое настроение.
— Большое спасибо. Должна сказать, что если жизнь в деревне невозможна без грязи, холодных брызг и колкостей, то я вернусь в Лондон завтра утром, испытывая огромное облегчение.
— Боюсь, что у тебя ничего не получится: поезда в Лондон не ходят по воскресеньям.
— Что? О нет! Боже милостивый! Я словно попала в средневековье. Удивительно, откуда у тебя здесь взялся автомобиль с двигателем внутреннего сгорания. О Боже! — вскрикнула я, так как мы добрались до крутого спуска.
— Развернись и спиной вперед, не спеша, спустись, словно по лестнице. Если понадобится, я тебя поддержу.
Сегодня спускаться было гораздо легче, но все равно я чуть не упала, когда моя рука выскользнула из ладони Гая.
— Ненавижу высоту, — сказала я сердито, почувствовав землю под ногами.
Гай засмеялся.
— Здесь всего лишь восемь футов. Легко можно спрыгнуть, не опасаясь ушибиться.
— Я спрыгнула вчера по неосторожности. И ушиблась, ушиблась ощутимо. По крайней мере, мне было больно.
— Ты ушиблась, бедняжка? — Глаза Гая сверкнули в темноте, он ласково похлопал меня по руке. — Я пригляжу за тобой. Скоро будет мост. Осторожно, держись за мою руку!
Вероятно, я ухватилась за нее слишком сильно. Доска бешено закачалась, как только я на нее ступила.
— Неплохо, могло быть и хуже, не правда ли? — спросил Гай, когда мы оказались на другом конце мостика.
— Что может быть хуже? Только переход по скользким камням через Ниагарский водопад.
Мне хотелось сказать еще много чего, но слова моментально вылетели из головы: Заброшенный Коттедж стоял перед нами во всей красе. В доме горел свет. Четыре окна мягко светились в темноте, как глазницы, вырезанные в тыкве на Хеллоуин. Гай толкнул дверь, мы вошли в дом.
— Сисси, мы вернулись! — Гай окинул взглядом гостиную. — Я назвал бы это трансформацией.
Комнату освещали несколько газовых рожков, накрытых стеклянными плафонами, листья были сметены с пола, стол покрыт белой скатертью. На столе стояли свечи и букет цветов. Возле камина высилась охапка сухих дров. В камине жарко пылал огонь. Отсветы пламени отражались от металлической решетки. Диванные подушки были взбиты, коврики вычищены.
Высокая женщина с прямыми плечами вышла из кухни. Ее лицо казалось воплощением мечты художника-кубиста: квадратный лоб, абсолютно прямые брови и широкая переносица. Глубоко посаженные глаза, широкий рот и выпирающая нижняя челюсть дополняли картину. Ей было не больше тридцати. Гай представил нас: