Дикий берег
Шрифт:
Вдоль реки шли молча, за чьим-то фонарем. Через мост, к большим валунам у нижнего края ячменного поля. Валуны были мокрые, не сядешь. Ветер качал деревья, после бани было холодно, у меня мурашки побежали по телу. В темноте едва угадывались силуэты стоящих на валунах ребят. За рекой между деревьями мелькали фонари, отмечая дорожки, по которым расходились соседи.
– Верите вы в этот треп? – горестно сказал Габби.
– Рафаэль прав, – зло произнес Николен. – Что подумают о нас в Сан-Диего и дальше, когда узнают?
– Теперь все позади, – сказала Кэтрин, стараясь его успокоить.
– Для тебя позади, – отозвался
– Для всех, – настаивала Кэтрин. – Позади для всех. Однако Стив не унимался.
– Ты хочешь, чтобы это было так, но это не так. Это никогда не будет позади.
– О чем ты? – сказала Кэтрин. – Мы проголосовали.
– И ты счастлива, – огрызнулся Стив.
– Я за сегодня наслушалась, – сказала Кэтрин. – Я иду домой.
– Ну и вали отсюда, скатертью дорожка, – сердито сказал Стив. Кэтрин, собравшаяся было спрыгнуть с валуна, уставилась на него. В эту секунду мне не хотелось бы оказаться в его шкуре. Без единого слова она спрыгнула и зашагала к мосту. – Не ты командуешь этой долиной! – крикнул вдогонку Стив хриплым от напряжения голосом. – И мной тоже! И никогда не будешь! – Он спрыгнул с валуна в ячмень. Кэтрин уже подходила к мосту.
– Не знаю, чего она сегодня так вызверилась, – жалобно сказал Стив.
После долгого молчания Мандо проговорил:
– Надо было голосовать «за». Дел гоготнул:
– Мы и голосовали. Только нас оказалось мало.
– Я хотел сказать, всем надо было голосовать «за».
– Надо было примкнуть к сопротивлению, – крикнул Николен из ячменя.
– И что теперь? – спросил Габби. Он всегда готов подначить Николена. – Что ты теперь будешь делать?
За рекой тявкнула собака. На секунду в просвет между облаками выглянула луна. Позади шелестел ячмень, я дрожал на холодном ветру, в темноте качались силуэты деревьев, и мне вдруг припомнилось, как я шел по расселине искать Тома и остальных. Вернулся страх, он был вокруг меня, как и ветер. Страх так легко забывается. Стив расхаживал среди валунов, словно попавший в ловчую яму волк. Он сказал:
– Мы должны сами примкнуть к сопротивлению.
– Что? – с жаром откликнулся Габби.
– Мы одни. Слышали, что Эд сказал под конец? Одиночки вправе поступать, как захотят. И Том согласился. Мы можем подойти к ним после того, как Том передаст им ответ. И сказать, что мы хотим помогать. Мы одни.
– Но как? – спросил Мандо.
– Какой помощи они от нас хотят? Никто не смог сказать, но я знаю. Вести их через округ Ориндж, вот что. Мы можем сделать это лучше, чем кто другой в Онофре.
– Вот уж не знал, – заметил Дел.
– По крайней мере не хуже других! – поправился Стив, вспомнив, что его отец и еще кое-кто из соседей подолгу бывали на севере. – Так почему бы нет?
Я осторожно вставил:
– Может, лучше подчиниться общему решению?
– Какого черта! – яростно выкрикнул Стив. – Что с тобой, Генри? Японцев испугался? Съездил в Сан-Диего и теперь учишь нас, что нам делать, да?
– Нет! – громко возразил я.
– Испугался, когда в своем великом путешествии увидел их вблизи?
– Нет. – Я не думал, что Стив впадет в такую ярость, и теперь от растерянности не мог даже защищаться. – Я хочу сражаться, – добавил я неуверенно. – Я и на собрании так говорил.
– Далось тебе это собрание. Ты с нами или нет?
– С вами, – сказал я. – Я и не отказывался!
– Ну?
– Ну…
– А я – подумал, – сказал Стив. – Так и поступим.
– После того, как они поговорят с Томом, – уточнил Габби, подбивая Стива продолжать.
– Верно. После. Мы с Генри пойдем к ним. Верно, Генри?
– Конечно, – сказал я, вздрагивая от его голоса, как от тычка в бок. – Конечно.
– Я – за, – сказал Дел.
– Я тоже! – закричал Мандо. – Я тоже хочу. Я бывал в округе Ориндж не меньше вашего. – Ты с нами, – успокоил его Стив. – И я, – сказал Габби.
– А ты, Генри? – наседал Стив. – Ты с нами?
Мы были одни, только качались на ветру призрачные деревья. Луна скользнула в просвет между облаками, и я увидел нечеткие лица друзей, белые, как булки на противне.
Все смотрели на меня. Мы положили правые руки на средний валун, наши мозолистые пальцы переплелись.
– С вами, – сказал я.
Глава 13
В следующий раз, увидев старика, я высказал ему все, что о нем думаю. Прими он сторону сопротивления, голоса могли бы разделиться иначе. А если бы долина проголосовала «за», Стив не придумал бы помогать жителям Сан-Диего тайно и я бы не влип в эту историю. А поскольку не хотелось думать, что я пошел у Стива на поводу, я решил, что придумал он замечательно. Так что отчасти виноват был старик. Плохо, конечно, что мы будем помогать сопротивлению украдкой, по-воровски, но ведь мы должны ему помочь. Я отчетливо помнил свои слезы на железной палубе японского корабля, когда думал, что Том и остальные погибли, и свою клятву сражаться с японцами по гроб жизни. И не их заслуга, что Том остался в живых. Все это я Тому высказал.
– И так будет всякий раз, как мы выйдем в море, – заключил я, тыча пальцем ему в лицо.
– Ты хочешь сказать, всякий раз, как мы выйдем в море в туманную ночь и станем палить по ним из ружей, – сказал старик, причмокивая сотами, которые жевал.
Мы стояли во дворе, обливаясь потом под высоким, затянутым облаками небом, и он вытапливал рамки из неудачного улья. Перед нами на земле были разбросаны дымокуры и рамки.
– Сойки, что ли, склевали пчел из этого улья, – бормотал Том. – Одна вредная сойка съедает за один присест десяток пчел. Я тут поставил одну из Рафаэлевых мышеловок на жердочку, куда она садится, и ей-таки хвост прищемило. Ору-то было, ору. Ругала она меня на всех соичьих языках.
– Черт, – сказал я, вытаскивая у него изо рта концы седых волос, пока он их тоже не сжевал. – Сколько себя помню, ты твердишь нам про Америку, какая она была великая. Теперь нам представился случай за нее сразиться, а ты идешь на попятный. Не понимаю. Это против всего, чему ты нас учил.
– А вот и нет. Америка была великой в том смысле, в каком велик кит, понимаешь?
– Нет.
– Ты сильно поглупел в последнее время, знаешь? Я говорю, Америка была огромной великаншей. Она плыла по морю и заглатывала страны помельче – втягивала их по дороге. Мы пожирали мир, парень, и потому мир восстал и положил нам конец. Так что я себе не противоречу. Америка была великой, как кит – огромной и сильной, но она смердела и она была убийцей. Много мелкой рыбешки погибло, чтобы она стала великой. Разве я не этому тебя учил?