Дикий цветок
Шрифт:
Джессика колебалась, видя, куда склоняется разговор.
— Да, — ответила она.
— А обо мне ты там пишешь? — все так же застенчиво поинтересовалась Регина.
— Да… часто, — откровенно призналась Джессика.
Лицо ребенка осветила радость.
— Да? Что же ты обо мне пишешь?
— Я пишу, что ты милый и послушный ребенок, очень воспитанный. У тебя хорошие манеры, которые ты унаследовала явно не от Толиверов.
Регина заливисто рассмеялась, демонстрируя бабушке ровные, белые зубки и кончик маленького, розового язычка.
— Папа говорит,
Джессика не знала, что и ответить. К счастью, в это время в дверях появилась Эми.
— У меня сегодня гостья, — сказала Джессика негритянке.
Женщина хотела попросить Эми остаться, но, взглянув на внучку, заметила на ее лице немую мольбу. Взгляд Регины просил: Не говори, чтобы она с нами осталась! Казалось, девочка могла читать ее мысли.
— Принеси нам, пожалуйста, еще одну чашечку, — попросила Джессика, — и еще печенья. Мы с Региной будем чаевничать.
— Я мигом, — подмигнув девочке, сказала Эми. — Веди себя хорошо, малышка.
— Как будто бы ей надо напоминать от этом, — шутливо отчитала служанку Джессика.
— А кто этот мальчик на фотографии, бабушка? — спросила Регина, изнывая под весом платья и нижних юбок.
Она задрала голову, с интересом разглядывая дагерротип, выставленный на полке над письменным столом Джессики.
У той перехватило дыхание. Уже много лет никто не замечал эту фотографию. В последнее время она часто вспоминала Джошуа.
— Это Джошуа, брат твоего отца.
Регина вопросительно уставилась на бабушку.
— Другой твой сын?
— Да… другой сын.
— А где он?
— Умер много лет назад. Ему тогда было двенадцать лет. Его сбросила лошадь, и мальчик сломал себе шею.
— Ой! — воскликнула Регина и прижала свои хрупкие ручки к щекам, подражая тем самым матери в моменты полного смятения чувств. — Сожалею, бабушка. Тебе, должно быть, очень грустно.
— Да… Я до сих пор грущу, вспоминая Джошуа.
— Он был похож на папу?
— Нет. Они совсем друг на друга не походили.
— Почему?
— Твой отец всегда любил землю, а его брат любил людей на земле.
— И это делало их непохожими?
— Да, это делало их непохожими друг на друга.
— Из-за этого ты по-разному их любила?
— Да, пожалуй, — ответила Джессика.
Что за вопрос она слышит из уст шестилетней девочки?
— По-разному, но равносильно, — добавила она.
— Равносильно?
— В равной мере. Я любила их одинаково сильно.
Джессика чувствовала, что ее лицо краснеет. Девочка обо всем догадывается. Джессика всеми силами старалась не проявлять предпочтений, но Регина каким-то образом чувствовала, что бабушка относится к братьям чуть по-иному, чем к ней самой. Вопросы внучки явно на это указывали.
Пришла Эми, неся чистую чашку и тарелку с печеньем. Регина ерзала на стуле напротив бабушки. Джессика смахнула с ресниц выступившие слезы.
— Тебе наливать так, как ты обычно пьешь? — поинтересовалась бабушка.
— Да,
Джессика принялась со всей тщательностью готовить внучке чай. Милая девочка отгородилась от нее стеной хороших манер, боясь вызвать ее недовольство. Как же она может думать, что бабушка когда-нибудь ранит ее нежное сердечко?
— Когда мы закончим пить чай, почитаешь мне одну из своих книжек? — предложила Джессика. — Давай усядемся перед камином и будем слушать, как ветер насвистывает свои секреты в каминную трубу. Мы сможем даже попытаться разобрать, что он хочет нам сказать.
Лицо девочки осветила радость.
— Только я и ты? Без моих братьев?
— Только ты и я, — подтвердила Джессика.
— И мы завернемся в вязаные шерстяные пледы?
— И мы завернемся в пледы.
— Просто замечательно, бабушка, — согласилась Регина.
Глава 73
Присцилла остановилась у двери, ведущей в комнаты Джессики. Никого из членов семьи дома нет и не будет до конца дня, а слугам досталось предостаточно работы на первом этаже. Присцилла об этом позаботилась. Глянув направо и налево вдоль широкого коридора, женщина приоткрыла дверь. Она почувствовала знакомую тяжесть в животе. Даже после пяти или шести тайных вылазок в комнату Джессики Присцилла содрогалась при одной мысли о том, что ее свекровь может что-нибудь забыть и послать за вещью свою верную сторожевую собаку Петунию. Вдруг экономка неожиданно войдет со свежим бельем, сорванными в саду розами или еще по какому-нибудь поводу и застанет ее у письменного стола Джессики?
Какой благовидный предлог она сможет придумать, когда ее застукают в комнате свекрови в то время, как Джессики нет дома, за чтением личных дневников, которые она достала из запертого отделения секретера? Никакого благовидного предлога тут быть не может. Присцилла ясно отдавала себе отчет в том, что в случае разоблачения Джессика и Томас совместно поджарят ее на медленном огне, но женщина верила в то, что риска стоит даже минимальный шанс на успех. До сих пор Джессика, судя по всему, не догадывалась о том, что кто-то роется в ее записях. Каждый раз Присцилла запоминала порядок, в котором лежали одна на другой записные книжки и тетради из верхнего, запертого отделения секретера. После прочтения она раскладывала их в той же последовательности. Ключ Присцилла также клала там, где находила его.
С самого рождения Регины Джессика выказывала по отношению к внучке настороженность, даже тени которой не было заметно, когда она общалась с Верноном. Некоторое время Присцилле казалось, что дело в том, что первенец всегда занимает особое место в сердце бабушки.
— А что, второй и последующие внуки не вызывают такого восторга у бабушек? — спросила она у матери.
— Конечно же вызывают, — ответила та. — А к чему такой вопрос?
— Мне кажется, что Регина не смогла завоевать сердце Джессики, а вот Вернону это удалось.