Дикий хмель
Шрифт:
— Надо мыть посуду, — будто очнувшись, сказала она. И потом спросила без всякого перехода: — Тебе никогда не кажется, что ты больна?
— Чем?
— Ну чем угодно.
— Мне бы твои заботы, — улыбнулась я.
И Вика улыбнулась и сказала:
— Я — дура?
— Самую малость. Немножко.
— Самую малость — это ничего, — голос теперь был бодрым. — Самую малость — это значит, как все.
— Как все, — согласилась я.
Мы пришли на кухню, но Митя уже вымыл посуду. И кухня тоже казалась
— Можно ложиться спать. Ты устала?
— Нет, — сказала я. — Посидим. Завтра суббота. А видимся мы так редко. А я тоже хочу поплакаться. Я буду плакаться, а ты утешать меня. Договорились?
— Договорились, — сказала Вика.
...Все было хорошо. Все было тихо. И там, за кухонным окном, ясный город лежал в ночи, свежей и молодой, как весна.
«Натали!
У меня большая-большая радость. Слухи о том, что Адам женат и имеет двух детей, оказались ложными. Их распустила Тереза, которую ты не знаешь, но которая учится вместе с Адамом и влюблена в него уже четыре месяца. Она, Тереза, тощая и плоская, как брючный ремень, особа, отличается своим болтливым языком. Такие завистницы есть, наверное, и у вас в России. Ты их остерегайся, Натали!
Август мы провели с Адамом на Губалувке в Закопани. Там у нас студенческий санаторий.
Натали! Адам и я официально приглашаем тебя на свадьбу нашу, которая состоится в канун Нового года. Никаких отговорок не принимаем. Ты увидишь, как прекрасна Польша. И как много у тебя здесь друзей.
Обнимаю и целую
Повесть была про лесорубов, которые жили в краю голубых озер, любили среди сосен, хорошо мечтали. Повесть была хорошая. Читалась залпом. И след в сердце оставляла, точно песня, теплый и радостный.
Где-то был записан телефон ее автора, и я решила позвонить ему, старательно перелистав старые телефонные книжки.
На Полярной гремели трамваи. Шум, привносимый ими в ночь, распугивал покой. И у меня не было ощущения позднего часа, хотя на самом деле часы показывали без четверти одиннадцать.
Там, далеко, за десять, а может, и за все двадцать километров, трубку сняла молодая женщина. Несомненно, молодая. Пусть даже определять возраст по голосу в телефонной трубке — большая смелость. Я никогда раньше не набирала этот номер телефона, не думала, что буду набирать, но удивительно — женский голос в трубке показался мне противоестественным, немыслимым, быть может, потому, что я не
— Я попрошу Бронислава.
Женщина молчала. Я слышала в трубке ее дыхание. Женщина раздумывала, как ей быть. Потом за окном прошумел трамвай, и я не могла слышать в трубке ничего.
Пауза затягивалась. Я уже решила положить трубку, когда женщина сказала:
— Одну минутку.
Конечно, минуты не потребовалось. Бронислав сказал сухо:
— Да?
— Добрый вечер, — уныло произнесла я. Затея с ночным звонком показалась мне пустой и ненужной.
— Наташа! — обрадовался он. — А я только сегодня получил письмо от Андрея.
— Вы женились?
— Скоро месяц.
— Догадываюсь — вы устали от поздравлений, но все равно я вас поздравляю.
— Спасибо.
— И вам спасибо. За повесть.
— Вы прочитали?
— Две минуты назад... Андрей уехал в те края?
— Почти что, — не очень уверенно ответил Бронислав. — Место действия в повести обобщено. Вы заметили — там нет точного географического адреса.
— Не заметила. Она читается на одном дыхании.
— Спасибо вам, — проникновенно сказал Бронислав. Наверно, он еще не был испорчен похвалой.
— Спокойной ночи, — пожелала я.
— Взаимно.
— У вас ревнивая жена? — не знаю зачем, спросила я. Была убеждена, что ревнивая.
— Нет. Ее тоже зовут Наташа. Я вас познакомлю. Вы обязательно приходите к нам в гости. Или давайте съездим куда-нибудь вместе. К примеру, в Архангельское. Вы бывали там?
— Ни разу.
— Что же Андрей так оплошал?
— Вот так и оплошал.
Я увидела Широкого, семенящего возле конвейера, прочитала озабоченность на его лице и даже похолодела внутренне, когда он подал руку, давая понять, что нужна ему я, а никто иной.
— Тебя к телефону, — почему-то оглядываясь, произнес он негромко. Сморщился и добавил: — Луговая...
Я звонила ей два дня назад и просила о встрече. Анна Васильевна, однако, была занята. Пообещала позвонить при первой возможности.
— Спасибо, — сказала я Широкому и поспешила в кабинет.
Широкий не пошел за мной. Проявил деликатность. После случая с Закурдаевой он относился ко мне с заметным уважением и даже, как я подозревала, с определенной долей боязни.
— У тебя очень важный разговор? — спросила Анна Васильевна.
— У меня личный разговор.
— Приезжай после работы в метро «Сокольники».
— В пять.
— Условились.
...По дороге от метро до парка я рассказала о Луцком. О наших отношениях. Я не могла остаться с этим один на один. Мне нужен был совет друга.