Дикий Порт (Райские птицы)
Шрифт:
— Он мне сразу понравился, — объявил Димочка.
— Я подошёл и говорю: вот, все энергетики конным походом ушли, а меня не взяли, потому что я одному парню руку сломал.
— И два ребра, — злорадно напомнил развеселившийся Птиц.
— И два ребра, — гробовым голосом подтвердил Север. — Теперь, говорю, будут они ехать по степи, в траве по шею, и хором петь песни. А я один, и мне скучно.
— Ты, говорит, правда корректор? — подхватил соратник и, вспомнив коллегу Эрлинга, пропустил между пальцами белую
— Показал? — поинтересовалась Таис.
Шеверинский испустил тяжкий вздох.
— Рассказывай, — хищно велел Димочка.
— Он глазищи эдак растопырил… — ткнув в Птица пальцем, печально отчитался Север, — и говорит: «Пст!»
Повисло молчание.
— И чего?
— И тут из-за кустов выходят директриса и главврач! — убито сказал Шеверинский.
Бурное веселье продолжалось минуты три.
— Вот это работа! — восторгался Кайман.
— Это не я, — невинно отнекивался Птиц, — это просто так вышло.
— Как я рванул! — помотал головой Север. — В жизни так не бегал. А Ратна как рявкнет сзади: «Стоять!»
— И что?
— Я упал, — мрачно отвечал Шеверинский. — А она: а посадить его за нарушение внутреннего распорядка на три дня в изолятор!
— И чего?
— Отсидел, — по-зековски скупо сообщил Север. — «Войну и мир» прочитал.
— Герой, — скалился Димочка, — вот, Ленусик, видишь, они начали рассказывать страсти про директрису. Устное сочинение на тему: «Как мы боялись Данг Ратны». Удивительно предсказуемые люди.
— А ты не боялся, — насмешливо сказала Таис.
— Я никого не боялся, Тасик, — Птиц доверительно подался к ней, прикрыв цветокорректированные глаза и вильнув плечами. — Я оттанцевал всех самых свирепых женщин Эрэс. В том числе Данг-Сети… кстати, она очень милая… и сексуальная…
— Только не говори, что ты… — Шеверинский так и поперхнулся, — с директрисой…
— А почему это тебя беспокоит, Север? Она, между прочим, из-за меня освободила третий корпус от военной подготовки, — ехидно напомнил Димочка.
— Н-ну…
— Я — за спорт. За отличную физическую форму. За качалку, — пафосно заявил Птиц. — Могу показать рельеф. Но я в принципе против военной подготовки. И военруков, как её воплощения.
— Ага, — съерничал Этцер, — так уж оно повелось: либо основы военной подготовки, либо стриптиз.
— Мужской топлесс не считается. А почему тебя это беспокоит, Кайман? Ты до сих пор помнишь? Вообще-то я танцевал для девушек… Впрочем, я не о том, — поторопился Птиц, ибо выражение раскосого кайманова глаза сделалось нехорошо. — Север, помнишь военрука?
— Не напоминай мне про военрука! — возопил Север. — Я ж до сих пор во сне ржу, как вспомню!
— И главное, мы же ничего особенного не сделали… — вкрадчиво пропел Синий Птиц, любуясь собой и воспоминаниями.
Внезапно
— Н-да, — задумчиво сказал он. — Знаете, я ведь только сейчас понимаю, сколько ж они от нас претерпели.
— Работа их такая — претерпевать, — отмахнулся Димочка.
— Нет, — нахмурился Север. — Вот как поеду в Эрэс, пойду и извинюсь. Скажу — прости нас, идиотов, Сан Саныч, мы ж не со зла. Детство в заднице играло.
Димочка фыркнул. Усмехнулся скептически.
Вспомнилось.
…Сан Саныч сидел в приёмной «взрослого» психотерапевта, работавшего с преподавателями и студентами; Синий Птиц его, Тан Ай Сена, знал только издалека, и в этой приёмной никогда не был. Сначала подумал, что его сейчас выставят, но позади вышагивала сама Ратна, и вроде не должны были.
— Извинись, — сквозь зубы сказала директриса, неласково толкнув Птица в плечо. Птиц обиделся, но что-то вроде стыда всё же испытывал в тот момент, и потому про обиду забыл.
На диване под традесканцией сидел незнакомый старый человек. Больной и разбитый, с розовыми воспалёнными глазами, с мокнущими веками. Сидел, подобравшись, точно боялся всего кругом, от Ратны до традесканции. Потребовалось немало времени, чтобы понять — это и есть страшный военрук. Из него как скелет вынули.
— Извините, — полупрезрительно сказал Птиц.
— Простите его, Сан Саныч, — сказала Ратна. Димочка никогда не думал, что у стальной Данг может дрогнуть голос.
— Да понимаю я всё, — сказал незнакомый человек покорно и горько. — Пролетала мимо райская птичка… поточила птичка железный клювик…
Он достал сигарету, зажигалку: тоже удивительно, запрещалось курить в присутствии детей. Начал щёлкать кнопкой, пытаясь высечь огонёк, но дрожащие пальцы соскальзывали.
И Димочка потянулся к нему волей. Неосознанно, желая не столько помочь, сколько прекратить раздражавшее мельтешение. Пусть закурит поскорей…
Пальцы директрисы впились в плечо, как ястребиные когти. С одной стороны, как поезд, врезался гнев Ратны, а с другой — дикий животный ужас человека, который уже не был свирепым военруком Сан Санычем, а был кем-то другим. Мурашки побежали по спине. Димочка встряхнулся, оскорблённо покосился на Данг-Сети, и прошипел: «Я же зажигалку!»
Когти разжались.
Военрук курил. Мелко-мелко, как девчонка украдкой, не затягиваясь; набирал в рот дыма и выталкивал. Глаза его странно блуждали.
Он не ушёл потом из Райского Сада, как предполагал Димочка. Тан Ай Сен ли, или уговоры бабы Тиши и местры Ратны, дополненные безмолвной песней, сделали своё дело, но Сан Саныч остался преподавать. Только мальчиков третьего корпуса, корректоров, больше не пытались учить строевому шагу.
Афоризм о железных клювах Димочке пришёлся по сердцу.