Дикий сад
Шрифт:
— Не верите? Это правда. Она была… selvaggia. Не такая, как Эдоардо. Una piccola selvaggia. [4]
Он поежился. Одно дело — пытаться облегчить бремя вины и совсем другое — носить в себе злобу против собственной дочери, которую сама же и изуродовала. В этом было что-то несправедливое, неправильное.
— Вы были пьяны, когда это случилось? — спросил Адам, придержав более агрессивный выпад.
— Вам так сказали?
4
Маленькая
— Нет.
Катерина вздохнула и, помолчав, кивнула:
— Да. За два месяца до того умер Эмилио и… — Она отвела глаза. — Я любила брата.
Вот и еще одно переплетение причины и следствия: убийство Эмилио и шрамы на лице Антонеллы.
Адам посмотрел на танцплощадку — Антонеллу сжимал в объятиях очередной обожатель.
— Посмотрите на нее. Посмотрите, как она держится. Ее это не беспокоит. Почему же беспокоит вас?
Катерина уже открыла рот, но ответа Адам так и не получил — ничего не сказав, она повернулась и ушла.
Через секунду к нему подвалил Гарри:
— Отличная идея.
— Что?
— Она сказала «да».
— Кто?
— А ты как думаешь? Я спросил, и она сказала, что «да»… в других обстоятельствах…
— Вот и хорошо. Теперь ты знаешь.
— Нет. Теперь мне нужно идти и ждать ее в оливковой роще. — Он похлопал Адама по спине. — Отличный приемчик.
— Гарри…
Гарри не ответил. Повертев в воздухе пальцами, он ввинтился в толпу.
— Вот черт…
Он повернулся к бармену и попросил бутылку минеральной воды.
Репертуар иссякал. Шампанское в конце концов ударило Грации в голову, после чего она не могла уже не только танцевать, но и стоять. К счастью, Эдоардо и Адам оказались в нужный момент рядом и загрузили ее в машину. Адам сел за руль. Грация пообещала вернуться за ним в одиннадцать, то есть через восемь часов. Поиски Гарри успехом не увенчались, и Адам отправился спать.
Должно быть, Маурицио уже наблюдал за ним какое-то время, выбирая подходящий момент, и перехватил его на верхней ступеньке лестницы, по которой Адам поднимался к вилле.
— Сигарета найдется? — негромко спросил он.
Адам сунул руку в карман пиджака, где лежали сигареты и зажигалка.
— Так и думал. — Маурицио ткнул пальцем в вышитый у кармашка ярлычок. — Костюм моего брата.
— Вот как?
Маурицио отвернул рукав, постучал по запонке.
— И это тоже. — Голос его звучал спокойно, глаза оставались холодными и внимательными, и лишь подрагивающие кончики пальцев выдавали едва сдерживаемый гнев.
— Я не знал.
— Неужели? — Маурицио вытряхнул из пачки сигарету. Закурил. — А когда украл ключ из маминой комнаты, тоже не знал, что делаешь? — Он улыбнулся, явно получая удовольствие от неприятной для Адама ситуации. — Мария рассказала. Посчитала, что я должен знать.
— Я извинился перед вашей матерью.
— И что же ты там искал?
— Просто хотелось посмотреть.
— И что увидел?
— Много пыли. Немецкие столы. — Наверное, он не сказал бы этого, если бы не задиристый тон итальянца. — Еще
В прыгающем свете факелов лицо Маурицио казалось неестественно бледным.
— Возле камина, — продолжал, смелея, Адам. — Впрочем, вы же и сами знаете — вы там были.
Маурицио взял себя в руки. И даже сумел улыбнуться.
— Хорошо, что твоя работа здесь закончилась и ты уезжаешь. — Он вернул сигареты и зажигалку и шагнул к лестнице. — Спасибо.
Злость накатила внезапно, и Адам сжал кулаки, с трудом сдерживая желание догнать, схватить за плечи, тряхнуть и крикнуть в лицо: «Идиот! Неужели ты не понимаешь? Я был бы рад все забыть. Я хотел забыть. Уйти. Оставить все как есть. Но теперь не могу. Тебе и делать не надо было ничего, просто подождать, пока я уеду».
Катая губами сигарету, он смотрел на нижнюю террасу, туда, где в тени скалы темнела часовня. И в этот момент его осенило. Все не так. Он ошибался. Маурицио не виноват. Он так же не властен над событиями, как и сам Адам. Они все — актеры, играющие уже написанные для них роли.
Глава 26
Гарри сидел впереди с Антонеллой, безуспешно пытаясь перекричать бьющую из приемника музыку. Адам, устроившись на задних сиденьях, делал вид, что дремлет. Вообще-то выспался он на удивление хорошо и теперь только притворялся, пытаясь сосредоточиться на деталях уже определенного в общих чертах плана.
Время от времени он, приоткрыв глаз, поглядывал на Антонеллу, но видел только убранные назад волосы и изящные ушки. Самым бойким из всей компании оказался Гарри, что было удивительно, поскольку ночь он провел в оливковой роще, где, так никого и не дождавшись, уснул под деревом. Беднягу разбудило солнце. Гарри все еще старался убедить себя и других, что синьора Педретти искала его, и упрямо отказывался верить Антонелле, утверждавшей, что означенная особа отъявленная, бессовестная лгунья.
Новой дороге в Сиену Антонелла предпочла старую, змейкой вьющуюся между холмов. Этот маршрут вполне соответствовал ее бесшабашной манере вождения, что и послужило еще одной причиной, по которой Адам предпочел путешествовать с закрытыми глазами. По пути сделали короткую остановку в Сан-Джиминьяно, старинном городке, древние башни которого свидетельствовали о неуемном тщеславии старавшихся перещеголять друг друга средневековых купцов. Адам заметил, что примерно то же самое можно наблюдать теперь в Лондоне. Гарри попросил брата не задаваться.
Сиена заткнула рты обоим — узкими, взбегающими вверх и устремляющимися вниз улочками, изящными фасадами, главной площадью Кампо, оказавшейся и не площадью вовсе, а напоминающим раковину углублением в самом центре этого холмистого города. Здесь было все, чего не было во Флоренции, — пленяющая мягкость, соблазнительная пышность, истинная женственность, — и потому то особенное почитание местными жителями Девы Марии воспринималось как нечто понятное и естественное. Если Флоренция гордо заявляла о своей мощи, то Сиена оставляла впечатление сдержанной, некичливой силы. Ее извилистые улочки и дышащие теплом каменные стены словно давали понять, что она готова принять и впитать все, на что бы ни обрекла ее судьба. Она может склониться, но никогда не сломается.