Дикий убийца

Джеймс М. Р.

— Ты бы хотела, чтобы я помог. — Я лежу на спине, смотрю в потолок и подношу стакан водки к губам, старая знакомая боль наполняет меня при воспоминании о ней. — Ты — причина, по которой я продолжаю это делать. Я вижу тебя всегда. Тебя нуждающуюся во мне.

Светлые волосы и голубые глаза. Смех, который может поднять настроение мужчине в худшие времена, остроумие и еще более резкое отношение. Слова, которые могут пробирать до костей или скользить по коже, как шелк. Желание настолько сильное, что причиняет боль…

Счастье и горе в равной мере.

Я знаю, прошло слишком много времени, чтобы я все еще мог говорить с ней вслух вот так, в темной тишине ночи. Слишком

часто я убеждаюсь, что в постели со мной есть кто-то еще, поэтому мне не нужно вспоминать, чтобы не было тишины, которую нужно заполнить. Чтобы я мог притвориться, что я снова молодой человек, до того, как встретил ее. Чтобы я мог представить, что все это еще впереди. Вся любовь и вся боль. Боль настолько сильная, что иногда я задаюсь вопросом, не делал бы я этого вообще, если бы знал, как это будет больно. И тогда я вспоминаю ее, каждое мгновение: на белых гостиничных простынях и хрустящем золотом песке, под лунной токийской ночью, с каплями воды из онсэна, прилипшими к ее коже.

Я знаю, что сделал бы все это снова, как бы сильно это меня ни сломало.

Неважно, насколько четко это разделило мою жизнь надвое — на человека, которым я был до Лидии Петровы, и того, кем я стал после.

3

ЕЛЕНА

Я знаю, что дела, должно быть, плохи, раз мой завтрак приносят мне в комнату, вместо того чтобы я спустилась за ним вниз. Одна из горничных приносит его, бледная и нервничающая, и оставляет у моей кровати. Я мельком замечаю Хосе за дверью, когда она уходит, хватая горничную за руку и что-то шепча ей тихим голосом. Атмосфера в доме напряженная, как грозовые тучи, собирающиеся перед бурей. Я чувствую это даже из своей комнаты, как низкий гул, от которого у меня сводит зубы, и я начинаю нервничать и не могу сосредоточиться ни на чем, даже на одной из новых книг, которую я купила несколько дней назад.

Я провожу часть утра, расхаживая взад-вперед, выбирая еду на подносе и открывая окно своей спальни, чтобы впустить хоть какой-нибудь ветерок, поскольку в комнате становится жарко и душно из-за надвигающегося полуденного тепла. Я ловлю себя на том, что начинаю желать, чтобы что-нибудь произошло, просто чтобы нарушить монотонность. Если бы Изабелла была здесь, мы бы уже выбрались в сад. Она никогда бы не смогла вынести такого содержания взаперти и никогда бы не прислушалась к предполагаемой необходимости оставаться там, куда ее поместили. Но без нее у меня не хватит смелости улизнуть самой. Поэтому, я остаюсь в своей комнате, все больше и больше тревожась, пока не слышу резкий стук в дверь. Я знаю, что это моя мать, еще до того, как она открывает дверь и заходит, я знаю, как она стучит после всех этих лет, быстро и нетерпеливо, как будто ей не нравится, что у нее отнимают так много времени.

— Твой отец хочет видеть тебя, Елена, — натянуто говорит она. Я знаю, что она не простила меня за прошлую ночь, или за то, что я не упросила моего отца отправить меня к Диего, чтобы загладить вину за то, что Изабелла не смогла стать его женой. — Он попросил тебя зайти к нему в кабинет.

— Для чего? — Я встаю, чувствуя, как мой желудок сжимается в узел, и она поджимает губы.

— Ну, он мне ничего не сказал, — лукаво говорит она, отступая от двери. — Просто пойдем. И постарайся делать, как тебе говорят.

Она не говорит мне больше ни слова всю дорогу вниз по лестнице и до дверей кабинета моего отца. Это причиняет боль,

хотя я изо всех сил стараюсь не подавать виду. Ни Изабелла, ни я никогда не чувствовали особой любви нашей матери. Тем не менее, она всегда относилась ко мне с немного большей привязанностью. Такое чувство, что теперь я потеряла даже эти крохи, и это заставляет мою грудь болеть от одинокой, щемящей боли.

— Постарайся не усугублять ситуацию, — пренебрежительно говорит она, когда я захожу в кабинет. По выражению ее лица, когда я закрывал за собой дверь, я могу сказать, что она возмущена тем, что не участвует в разговоре, который хочет провести со мной мой отец.

— Елена. Подойди, присядь.

Мой отец сидит за своим длинным столом из красного дерева и выглядит так, словно постарел еще больше, чем за время, прошедшее с тех пор, как похитили Изабеллу. У него морщинистый лоб, опущенный рот, тени под глазами, и я могу поклясться, что на висках и в коротко подстриженной бороде стало больше седины, чем было раньше.

Я подхожу к одному из кожаных кресел перед столом и опускаюсь в него, чувствуя волну беспокойства. Раньше кабинет моего отца казался мне безопасным местом с огромными окнами за письменным столом, выходящими в сад, через которые струится солнечный свет, с книжными полками от пола до потолка, заставленными книгами всех видов, и теплыми ароматами кожи, дерева и ванильного табака, наполняющими каждую его часть. Но сейчас все, что я чувствую, это тяжелое предчувствие, как будто надвигающаяся буря сосредоточилась здесь, и меня вот-вот подхватит.

— Мне нужно тебе кое-что сказать. — Мой отец потирает подбородок, выглядя более измученным, чем я когда-либо видела его.

— Это из-за Диего? — Я стараюсь, чтобы мой голос не дрожал, но ничего не могу с собой поделать.

— В некотором роде. — Он вздыхает. — Ты подслушивала под дверью прошлой ночью, Елена. Ты слышала, о чем я говорил с твоей матерью. Мы говорили об этом по дороге наверх.

— Диего хочет, чтобы я стала его женой, чтобы наша семья загладила вину за Изабеллу. — Слова выходят заученными и оцепенелыми. — И мама просит тебя отдать меня ему, чтобы он перестал преследовать и нападать на нашу семью, грузы и дом.

— Так и есть. — Он откидывается на спинку стула, устало глядя на меня. — Мне жаль, что тебе вообще приходится слышать об этих вещах, Елена. Мне жаль…

— Что мне приходится так быстро взрослеть. — Я повторяю его вчерашние слова в ответ. — Я знаю. И ты знаешь, что мне двадцать лет. Я справлюсь с этим. Просто скажи мне, что происходит…

Мой отец кивает, его кадык подергивается в горле, когда он с трудом сглатывает.

— Была заключена сделка, когда этот ирландец Найл вытащил твою сестру. Мы заключили торговый союз с некоторыми мафиозными семьями в Штатах, и в обмен они сказали, что пришлют нам подкрепление. Мужчин, чтобы помочь защитить наши позиции здесь.

При этом по моим венам пробегает холодок.

— И они отступили?

— Вообще-то, нет. — Рот моего отца дергается. — Хотя я думал, что они могут. Они посылают людей, как и обещали. И они посылают с ними кое-кого еще, чтобы вытащить тебя отсюда.

Я пораженно смотрю на него.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты вернешься с ним в Бостон. Останешься с Изабеллой и ее мужем, пока все это не уляжется, или так долго, как ты захочешь.

— Я ухожу от тебя? Мамы? — Мое горло мгновенно сжимается от эмоций, а желудок сжимается узлом. Мысль о том, чтобы уехать так далеко, вызывает у меня панику другого рода, особенно при осознании опасности, с которой сейчас сталкиваются мой дом и семья. Что, если я никогда их больше не увижу?