Дикое поле
Шрифт:
— Хочу. А что надо-то? Яму у тебя вычистить? Так это запросто, только подождать малость придется, сегодня — воскресенье, а завтра мы Хакиму Щитнику чистим, потом…
— Подожди, подожди, — махнул рукой Михаил. — И вовсе не надо мне ничего чистить — с чего ты взял? Просто одну вещицу ищу…
— В выгребных ямах… понятно.
К большому удивлению Ратникова, золотарь ничуть не удивился.
— Бывает, обращаются люди… уронят что-нибудь, потом ищут. Мы не отказываем. За особую плату, конечно.
— Десять дирхемов!
—
— Согласен. Сговорились?
— Сговорились. Так что искать-то? И где?
После беседы с золотарем Колькой Вонючкой Ратников выпил в ближайшей корчме две кружечки пива — как раз наварили к Сретенью Господню, купил каленых орешков и, отвязав лошадь от коновязи, неспешно забрался в седло и поехал домой, на усадьбу. Ак-ханум сразу после обеда собиралась с визитом «в Орду» — в кочевье — к царевичу Сартаку, так, на беседу, без всякого особого дела. А поскольку там же, в кочевьях обретались и какие-то послы, то и явиться надлежало как следует — со свитой и всем светским блеском. Ратникову в таких случаях следовало одеть доспехи, которые он называл гламурными — ярко-начищенный сверкающий панцирь, для боя малопригодный, поскольку маловат да и тяжел слишком.
— Эй, Миша, друг!
Черт! Его только сейчас и не хватало… Опять будет заставлять пить! Однако и пренебрежение выказывать — негоже.
Молодой человек поспешно изобразил на лице радость:
— Дядя Миша! Князюшка! Вот так встреча. Ты куда это собрался-то? В церковь, поди?
— Из церкви уже и еду да гадаю — с кем выпить? — князь Михаил Черниговский остановил коня и, хлопнув приятеля по плечу, радостно засмеялся. — А я-то думаю — ты это или не ты? Издаля еще заприметил. Ну пойдем, пойдем в корчму, друже… тут есть хорошая…
Князь Михаил уже освоился в Сарае настолько, что «хорошая» корчма для него стояла буквально на каждом углу. Его даже в мусульманских заведениях знали — наливали и там безвозбранно, чем вызывали злобное негодование ортодоксов. Что и говорить — этот удивительно безалаберный князь умел наживать врагов на пустом месте. И все же, Ратников искренне считал его совсем неплохим человеком… особенно, по сравнению со всеми прочими князьями — алчными и сребролюбивыми «гусударственными деятелями». Вот именно так — «гусударственными» — от слова «гуси лапчатые». Ой, те еще были гуси! Взять хоть того же «гусара» Ваську Углицкого или «пучеглазую гниду» — ростовского Василько.
— Ась? — сдвинув набекрень богатую, отороченную собольим мехом шапку, князь Михаил приложил руку к уху. — Ты чего сейчас сказал-то?
— Говорю, что-то давненько углицких с ростовскими не видал.
— Тьфу-ты, тьфу! — заплевался князь. — Век бы их, сук, не видеть. Да пойдем в корчму-то, пойдем… с лошади-то слезай, приехали, вон коновязь-то! Кстати, как боярыня твоя поживает, Ак-ханум-краса?
— А, скучает, — Ратников совершенно искренне
— Иди ты?! — не поверил Михаил Черниговский. — Неужто, целый бурдюк?
— Целый, целый…
— Да-а-а… Горазды девки мунгальские пить — ни один мужик не угонится.
— Говорят, Угедэй, хан их прежний, как раз от пьянства помер.
— Хороший, видать, был человек. Не как эти гниды… Ладно, пес с ними, выпьем… Эй, корчмарь! Корчмарь! Теребень! Вина тащи живо!
Все же завалились в корчму, уселись, опрокинули сразу по кружке, зажевали капусточкой. Князь снова потрепал собутыльника по плечу:
— Эх, Миха! Как жизнь-то?
— Да по-всякому. Ты-то как? Все дела свои сладил?
— Сладил бы — так тут не сидел, давно б на свободный стол подался, — князь мечтательно закатил очи. — Йэхх!!!
— А есть — свободный-то? — подколол Ратников. — Чтой-то плоховато верится.
— А как царь ножкой топнет — так стол свободный и будет. Хошь — тверской, хошь — владимирский…
— Уж так-так и владимирский?
— А что? Бритоголового Ярослашку подвинуть да сынков его убрать…
— Мечты, мечты… Суздальцы сидят крепко!
— Батыге-царю задницу лижут — вот и сидят. Я б тоже так мог — запросто. Йэх… не повезло просто — подсуетиться вовремя не сумел. Ничо! Еще поглядим, чья возьмет, посмотрим.
Снова выпили… Ратников уже старался пропускать… не то чтоб боялся не угнаться за князем, а просто не время сейчас было гнаться-то. Ак-ханум еще нужно сопровождать.
А собутыльник, между тем, хмелел быстро… видать на старые дрожжи… тут у всех здешних монголов с утра — на старые дрожжи, каждый ведь день пьянствуют.
— Йэх, Миха, дружище… — напившись, князь принялся жаловаться на жизнь. — Скажу тебе по секрету — цари да царицы мунгальские — суки еще те! Хуже, чем суздальцы или галичане. Хотя нет — те во сто крат хуже!
Да-а, что и говорить — старая песня: «сволочи тут все», настоящий российский гимн, музыка и слова — народные в тяжелой алкогольной аранжировке.
— Эй, дядя Миша! Ты спишь, что ль? Слуги-то твои где?
— Слуги? Чьи слуги? А… мои… Там. Во дворе должны быть. Ща домой поеду… на постоялый двор. Спать! Там такие красны девки… у-у-у… О! А Анфиску-то боярыня твоя продать обещалась, ага!
— Неужель обещала-таки?
— Угу, угу… третьего дня еще. Ну, помнишь, я заезжал?
— Не, — подумав, честно признался Ратников. — Не помню.
— Да наливку еще земляничную пили!
— Наливку? Наливку — помню. Тебя, дядя Миша, извини — нет.
— Да как же! Я ведь ее и привозил, наливку-то. Еще Анфиску ущипнул… ай. Хороша девка, хороша… я ведь ее тогда к тебе в опочивальню затащил… случайно… Ты там что-то в сундуке прятал…
— Не прятал, а перекладывал. Чтоб моль не завелась.