Дикое золото
Шрифт:
Подписи не было, но в этом и нет необходимости. Сказать, что он во мгновение ока воспарил на седьмое небо, было бы чересчур слабо…
Вытащив часы, Бестужев присмотрелся к ним внимательно, убедившись, что они вроде бы идут, с недоумением пожал плечами, еще раз посмотрел на часы, на небо. Окликнул городового, лениво бродившего по тротуару:
– Который час, братец?
Тот приостановился, вытащил серебряную луковицу:
– Десять минут двенадцатого, сударь.
Часы Бестужева шли правильно, но как прикажете понимать то, что происходило с сумерками? Точнее, со странным их отсутствием?
– Сам
– Нет, – сказал Бестужев. – На моих – столько же. Странно…
Бестужев прожил здесь несколько дней и мог, как большинство, примерно прикинуть время, не вынимая часов. Давным-давно должны были упасть вечерние сумерки, но было настолько светло, что можно преспокойно читать на улице мелкий шрифт газеты. Редкие высокие облака освещены странным желто-зеленым светом, кое-где переходившим в ярко-розовый. Прямо-таки петербургские белые ночи.
– Сколько здесь живу, сроду такого не видел, – заверил скучавший городовой. – Феномен… И поутру что-то на востоке бабахало, будто снаряды рвались…
– Может, тайга горит? – предположил Бестужев.
– Да что вы, сударь, когда в тайге пожар, это совершенно по-другому выглядит. Чудеса, да и только…
Кивнув озадаченному городовому – и сам озадаченный не меньше странными шутками неизвестно откуда взявшейся белой ночи, – Бестужев пересек безлюдную улицу и пошел по парковой аллее, меж двойного ряда разлапистых сосен. Помахивал тросточкой и прикидывал, куда бы забросить совершенно ненужный ему сверток со стаканом.
Положим, и российский сыск по мере возможностей старался не отставать от европейских новинок. Дактилоскопия уже кое-где применялась и полицией, и охраной, но здесь, во-первых, не было ни единого обученного дактилоскописта, а во-вторых, не имелось предмета с отпечатками пальцев, которые можно было сопоставить с теми, что на стакане.
Блеф, конечно. Направленный исключительно на то, чтобы заставить Мельникова провести тревожную ночь. Судя по его лицу там, за столом, о дактилоскопии он знал больше, чем хотел показать. Что ж, пусть помучается неизвестностью, ломая голову, где могли всплыть его отпечатки пальцев, на чем… Будь в распоряжении Бестужева филеры, он непременно приставил бы их к Данику и Мельникову: вдруг отправятся посоветоваться с неизвестным? Но его люди остались в Аннинске, а здесь, ради пущего душевного спокойствия, следовало пока что не доверять никому – за исключением пристава Мигули, у которого, увы, нет толковых сыскных агентов. Переодетые городовые годятся для засады вроде той, что была устроена в доме Тутушкина, но навыками наружного наблюдения не обладают совершенно, да и при здешней их малочисленности известны в лицо всему городу. Поэтому…
Он насторожился, не замедляя шага. Свернуть было некуда, разве что пойти сосняком, – а впереди, вроде бы невзначай перегораживая дорогу, стояли трое, одетые в русскую одежду темных тонов. Ни единого светлого пятна, позволившего бы разглядеть их издали в темноте. А если учитывать, что сейчас
На сердце стало неприятно, но он продолжал шагать с той же скоростью – от собак бежать ни в коем случае не стоит… Мимолетно коснулся левым локтем бока…
Черт возьми, браунинг ведь остался в номере! Нелепым и даже смешным показалось открыто класть его в карман в присутствии Иванихина, к тому же собираясь ехать на свадьбу. Ну, да авось обойдется, бог не выдаст, свинья не съест. Здешние мазурики, облегчающие в сумерках прохожих от излишних ценностей, как правило, огнестрельным оружием не пользуются. Клинок в трости, кулаки и сноровка при себе, попробуем отбиться… но если это не мазурики, а кто-то другой? У которого вполне может оказаться огнестрельное оружие? Скверно…
Не хотелось бы выглядеть провидцем, но впечатление такое, что они вырядились в темное для нормальной ночи и никак не предполагали подобных фокусов природы…
Они и не подумали расступиться, так что Бестужев волей-неволей вынужден был замедлить шаг. Молодые, сытые рожи, парни как на подбор, крепкие… Если опрометью кинуться назад… Там ходит городовой, хоть до него уже и далековато… Нет, не пристало убегать, как зайцу, может, они и не имеют отношения…
Бестужев остановился от них шагах в пяти.
– Господин хороший! – воскликнул тот, что слева, с деланно почтительной интонацией. – Будьте такие добренькие, не подскажете, скоко время?
Не осталось сомнений… Говоривший, скалясь, поигрывал стяжком – неошкуренным сосновым стволиком длиной чуть поболее аршина. Оружие пещерных людей, конечно, но при резком и непосредственном соприкосновении с человеческим организмом такая первобытная дубина способна натворить дел… Второй откровенно покачивал медной гирькой на цепочке, а третий стоял с пустыми руками, видимо, полагая, что его кулачищи сами по себе – оружие.
– Сударь, вас же вежливо спросили, скоко время! – ухмыльнулся парень со стяжком.
В одной руке у Бестужева была тросточка, в другой – сверток. Полезешь за часами – окончательно лишишь себя свободы движений, тут-то они и…
– К сожалению, господа, у меня остановились часы, – сказал он спокойно.
– Ничего, – успокоил заговоривший с ним первым. – Так оно даже лучше. Мы починим. Вы, сударь, отдайте, будьте ласковы, часики ваши этому детинушке, он их в починку-то и снесет…
– И карманы выверни, – угрюмо приказал тип с гирькой. – Кому сказано?
– Господа, – почти весело спросил Бестужев. – А что вы скажете, если узнаете, что я – из жандармерии? Не взглянете ли на мои документы?
– А будь ты хоть генерал, – пробурчал тип с гирькой, и троица слаженно шагнула вперед.
Чересчур слаженно и быстро. Ни малейших колебаний со стороны хотя бы одного из них – а ведь по неписаным законам уголовного элемента в таких вот случаях прямых столкновений с Департаментом полиции следует избегать, как огня. Не из мнимого разбойного благородства, а по житейской прагматичности – ежели ограблен будет чин, полиция и прочие службы из кожи вон вывернутся, по тем же неписаным законам стремясь непременно найти и покарать…