Дин Рид: трагедия красного ковбоя
Шрифт:
Нельзя сказать, что Дин был наивен в вопросах политики. Все-таки дружба с Патоном Прайсом на многое открыла ему глаза. Однако время серьезных размышлений на этот счет для Дина еще не наступило. Поэтому в те годы Дин был типичным среднестатистическим американцем, слепо любившим свою страну и не задумывавшимся о том, почему другие народы эту страну активно не любят. И первый серьезный всплеск размышлений на эту тему произошел в его сознании именно в Чили. Однако этот всплеск тогда длился недолго – гастрольная круговерть уже на следующий день вновь закрутила Дина.
Между тем в последний день пребывания Дина в Чили он был приглашен на раут. Его давал в американском посольстве
Мужчина протянул Дину руку для приветствия и представился:
– Сальвадор Гонсалес Альенде, а это моя супруга Ортенсия Бусси де Альенде.
Дин пожал руку мужчине, тут же вспомнив, где слышал его имя: в одной из чилийских газет он читал статью про деятельность Альенде на посту министра здравоохранения в конце 40-х годов, когда тот создал в Чили первый страховой фонд для рабочих. Альенде был одним из создателей социалистической партии в Чили и являлся весьма влиятельным сенатором. Знакомство с ним, как выражался импресарио Дина, было из разряда «нужных».
– Мы были на вашем последнем концерте, мистер Рид, и получили массу удовольствия, – произнес Альенде.
Вот тут Дин наконец вспомнил, где он видел этих людей, – на своем концерте в Сантьяго. Чета восседала в первых рядах, однако за кулисы к нему так и не пришла. И вот теперь, видимо, решила познакомиться поближе.
– Мне очень приятно, сеньор Альенде, что мое творчество вам небезразлично, – улыбнулся Дин.
– Да, концерт нам понравился, хотя у меня лично есть и претензии. – По лицу Альенде пробежала лукавая улыбка.
Дин напрягся, поскольку претензий ему в этот вечер еще никто не высказывал. А его собеседник тем временем продолжил:
– Вам следует больше петь чилийских песен, мистер Рид. У нас ведь очень богатая музыкальная культура.
– Я постараюсь учесть ваше замечание, сеньор Альенде, – ответил Дин.
В этот миг в разговор вмешалась жена Альенде, которая положила свою ладонь на запястье Дина и сказала:
– Мой муж в пору своей учебы в медицинском институте сам увлекался пением и с тех пор очень любит фольклорную музыку. Я же к ней равнодушна и предпочитаю традиционную эстраду. Так что мое мнение: ваш репертуар, мистер Рид, вполне изыскан.
Дин в благодарность за эти слова поцеловал собеседнице руку. На этом их короткая встреча закончилась.
Между тем раут продолжался. Всю его официальную часть Дин простоял со своим импресарио в глубине зала, потягивая прекрасное божоле из глубокого бокала. В отличие от Дина, который место своей дислокации не менял, импресарио периодически
– Я думал, что уроженцы Колорадо предпочитают божоле виски.
– Видимо, я не типичный колорадец, – улыбнулся Дин.
– В таком случае я не типичный немец: пиву я предпочитаю армянский коньяк.
Дин оценил шутку и в знак этого поднял руку с бокалом. После чего незнакомец представился:
– Генрих Вайс из Мюнхена. Большой поклонник вашего таланта, мистер Рид. Еще большим поклонником ваших песен является моя супруга, но она, увы, сегодня здесь не присутствует – лежит с температурой дома.
– Передайте ей от меня большой привет, – улыбнулся Дин.
– Мне кажется, что привет – не самый лучший подарок. Было бы лучше, если бы вы черкнули ей свой автограф.
– С удовольствием. – Дин достал из кармана перьевую ручку и размашисто расписался на чистом листе блокнота, который ему протянул его визави.
В это мгновение к Дину вернулся импресарио, и Генрих Вайс, любезно раскланявшись, удалился.
– Кто этот человек? – поинтересовался у Дина импресарио.
– Немец Генрих Вайс. Это все, что мне удалось о нем узнать.
– Ничего, это поправимо, – ответил импресарио и подозвал к себе второго посла, чтобы выяснить у него подробности биографии немца. Но посол ограничился только краткими сведениями, сообщив, что Генрих Вайс – представитель профсоюзного Фонда Фридриха Эберта в Чили. Этот фонд в ближайшем будущем собирается открывать свою миссию в Сантьяго, и Вайс направлен сюда, чтобы прозондировать почву.
– Я думаю, этот человек нам не очень пригодится, – потягивая виски, произнес импресарио. – Хотя кто знает, кто знает…
Тем временем гастроли Дина продолжаются. После Чили он отправился в Бразилию, затем побывал в Перу и Аргентине. И в этих странах его принимали не менее восторженно, чем в Чили. Опять толпы восторженных поклонниц не давали ему прохода, перекрывая все пути к гостинице и концертным залам.
В Бразилии Дин выступал в нескольких городах, в том числе и в новой столице страны городе Бразилиа. Строительство этого города началось в 1957 году, а его торжественное открытие состоялось всего год назад – в апреле 60-го. С этого момента Рио-де-Жанейро утратил свой статус столицы, которой был с 1763 года, еще с колониальных времен. Новая столица Дину понравилась – это был вполне современный город, построенный на берегу живописного водохранилища. И вообще эта самая крупная страна Латинской Америки его здорово впечатлила. Во время своей недолгой учебы в Колорадском университете с ним учился один бразилец, Лусио, который всегда с восторгом отзывался о своей родине и говорил, что лучшего места на земле не существует. На что Дин отвечал: «Лучшее место на земле – это город Денвер». После этого они чуть ли не до хрипоты спорили с Лусио: тот вспоминал про ландшафты своей страны, Дин – про леса вокруг Денвера. Победителей в этих спорах никогда не было, да и не могло быть, ибо каждая местность на земле хороша по-своему. И вот теперь, попав в Бразилию, Дин должен был согласиться, что во многом, расхваливая свою страну, Лусио был прав. А еще он купил себе красочный буклет, из которого узнал, что эта страна, раскинувшаяся на территории в 8,5 миллиона квадратных километров, богата золотом, ураном, бокситами, железом и занимает седьмое место в капиталистическом мире по валовому национальному продукту.