Династия Бернадотов: короли, принцы и прочие…
Шрифт:
Королеву Викторию можно попросту назвать двуликим Янусом; она была крайне капризна, и принц Леннарт, который общался с нею больше всех, снабжал двоюродных братьев и сестер информацией насчет ее настроений. Она могла быть очаровательной, любезной, тщательно следила, чтобы дети выказывали уважение к прислуге, умела обаять политиков, чьи взгляды на самом деле считала предательскими. Но могла и преследовать офицеров, не отдавших ей честь, когда она проезжала в карете по городу, или посадить под арест часовых, которые не сделали «на караул», когда она в двадцатый раз проходила мимо в Дроттнингхольме. Виктория вообще питала пристрастие ко всему военному, типично по-немецки, как было принято в то время, и охотно носила жакет, который на самом деле был офицерским френчем Свейской лейб-гвардии. Во время визита в Штеттин [45]она
Виктория непреклонно воспротивилась намерению своего деверя принца Оскара жениться на любимой девушке, «простой дворянке»; в 1912 году она не рекомендовала позволять старшему сыну Густаву Адольфу руководить заседаниями совета министров, ибо он придерживался «вольнодумных взглядов». «Вольнодумство» заключалось, в частности, в том, что престолонаследник, ее сын, был настроен проанглийски, а не прогермански.
На фотографиях с юными отпрысками Виктория большей частью очень крепко держит ближайшего ребенка, как правило, за руку.
После смерти Виктории всю ее переписку с Густавом сожгли, согласно ее настоятельному письменному волеизъявлению. Причиной послужили, в частности, мемуары бывшей ее невестки Марии Павловны, которые только-только вышли в свет и своей откровенностью вызвали огромное возмущение у родственников и у других монархов Европы. Мария Павловна, выброшенная революцией в реальную жизнь, открыто писала, что обычаи и предписания при европейских дворах были отупляющими и нелепыми, не говоря уже о воспитании, какое получали дети.
Подобные вещи Виктория хотела предотвратить; но все же сохранилось письмо Густава Оскару II от августа 1891 года, свидетельствующее о семейной драме. В ответ на что-то написанное Оскаром Густав сообщает о соглашении, достигнутом между супругами. Во время поездки в Египет Виктория слишком сблизилась со стильным камергером Густавом фон Бликсен-Финекке, чем дала повод для сплетен. Как умелый фотограф, Виктория возила с собой все необходимое оборудование, и в темной комнате ей неизменно помогал означенный господин. Как далеко дело заходило в иных покоях, можно лишь строить домыслы; однако Густав обсуждал с отцом отнюдь не невинный и платонический отпускной флирт. Густав держался мягко, предупредительно, но сказал «всё, всю правду»: что чувства его к ней «уже не те после всего случившегося осенью». Виктория раскаялась, уверяя, что все опять будет хорошо, Густав же заявил, что «сердечные раны, подобные причиненной ею», не могут зарасти за несколько часов или недель, сначала он должен убедиться в серьезности ее раскаяния.
Так пишет престолонаследник, сам практикующий гомосексуалист, своему ходоку-отцу о любовной интрижке жены. Перед глазами невольно возникает наш современник певец Фритьоф Андерссон, который в одних песнях говорит о многих девушках, каких знал весьма близко, а в других гордо повествует, как порвал в Швеции с подружкой (с той, что повелевала ветрами и погодой), когда встретил ее на прогулке «в обществе другого парня».
Ну что ж, нам неизвестно, сколько в содержании этого письма вправду от сына, стремящегося заверить отца, что он поступил с неверной женой должным образом, и сколько Густав на самом деле дерзнул сказать гордой дочери «Tante-Gott-Befohlen» [47], как прозвали маменьку Виктории.
Если отвлечься от приверженности к привлекательным молодым мужчинам, Густав был для челяди хорошим королем. Спокойный, дружелюбный, человечный, он старался быть справедливым и ровным со всеми, «жаль только, домашними делами предоставил заниматься королеве, которая вызывала недовольство у всего персонала, от самого высокого ранга до самого низкого». Дисгармоничность несчастной Виктории распространилась на все придворное хозяйство.
Незадолго
Подобно многим, он обращал внимание на товарищей по несчастью, страдавших тем же недугом, что и он сам. Когда в 1939 году дипломат Эрик Бухеман [48]был приглашен на обед к обер-егермейстеру Хельге Аксельссону-Юнсону по Берга, король после обеда призвал Бухемана к себе.
«Я видел, ты ел спаржу, а ее длинные волокна вредны для твоего желудка. Вдобавок ты полил мясо соусом, от этого тоже надо отказаться при твоей предрасположенности к язве», — предостерег восьмидесятиоднолетний монарх.
Хотя в юности Густав не подавал больших надежд, с годами у его отца Оскара сложилось о нем более высокое мнение. Известно высказывание о четверых сыновьях, приписываемое то Оскару II, то королеве Софии: «Густав с виду глуп, а на самом деле умен; Карл с виду умен, а на самом деле глуп; Оскар глуп и с виду, и на самом деле; Евгений умен и с виду, и на самом деле».
Так или иначе, историческая наука констатировала, что во время кризиса с Норвегией, когда старый, усталый Оскар проявил нерешительность и неуверенность, Густав сыграл важную роль, действуя весьма решительно и агрессивно. Возможно, кое-кто возразит, что таково обычное распределение ролей, когда одному (Густаву) не нужно брать на себя ответственность, а другой (папенька Оскар) обязан принять решение. Как только кризис позднее набрал остроту, Густав заколебался и отреагировал в манере, каковая потомкам представляется вполне разумной. Уже в марте он предложил распустить унию, меж тем как шведское правительство выступило против. В июне 1905 года, когда сын Густав Адольф заключал брак с первой женой, Стокгольм и Лондон обменялись целым рядом драматических шифрованных телеграмм. В ходе свадебных торжеств и обеда телеграммы так и летали туда-сюда. Густав настаивал на необходимости мирного расторжения унии. В окружении королевских особ всей Европы он еще отчетливее видел, что Швеция не найдет поддержки, обратившись к политике с позиции силы.
Когда Оскар II скончался, Густав короноваться не стал. За пятьдесят лет он устал от помпы и пышности, окружавших его чванливого отца, и демонстративно отказался от старинной церемонии с помазанием груди освященным елеем, с большой короной, горностаевой мантией и прочим, что ныне, в эпоху телевидения, могло бы развлечь весь народ. Возможно, кронпринцесса Виктория пожелает вновь ввести эти церемонии, когда однажды настанет ее черед. (Дамам чуточку помазывают шею, весьма деликатно, так что на самом деле эксгибиционизмом тут не пахнет.) Густав также сократил численность обслуживающего персонала и двора; так поступали все последние короли, и вопрос в том, сколько народу останется, когда нынешняя наследница престола однажды вступит в свои права и заведет новые порядки.
Важнейшим политическим событием в правление Густава V явилась, разумеется, «речь в дворцовом дворе» 1914 года, веха, точнее сказать, первая из целого ряда вех в демократическом развитии Швеции, каковое несколько лет металось взад-вперед, так что насмешка кривила то один, то другой уголок рта Клио, музы истории.
Консервативная Швеция, включая королевскую чету, по обыкновению ратовала за укрепление обороноспособности, и совсем недавно имели место бурные споры по поводу броненосца, когда милитаристски настроенная часть населения собрала средства на корабль, постройку которого правительство решило отложить. Теперь королю хотелось усилить иные аспекты обороны, в том числе продлить сроки военной службы по призыву. Стааф [49]полагал себя связанным обещанием, данным во время последней выборной кампании (давненько такого не бывало!), и потому до следующих выборов не мог действовать вопреки собственному обещанию. Тогда правые силы страны организовали «крестьянский поход» — крестьяне со всех концов Швеции прибыли в столицу и обратились к королю с требованием укрепить оборону.