Династия Бернадотов: короли, принцы и прочие…
Шрифт:
Англофильство выражалось не только в упомянутых хобби, в число которых входило и весьма умелое коллекционирование шведской графики и старинного китайского фарфора, в каковом он определенно знал толк; в двадцатые годы он даже побывал в Китае. Восточноазиатский музей — красноречивое тому подтверждение.
Возможно, его проанглийская ориентация — реакция на истерический сверхпатриотизм немки-матери Виктории. По крайней мере мы знаем, что перед Первой мировой войной она жаловалась на «вольнодумство престолонаследника». Обе его жены были родом из Англии, дочери высоких военных чинов. 9 апреля 1940 года, когда нацисты оккупировали Норвегию и Данию, он сказал: «Никогда мы не станем целовать прусские сапоги!» И сожалел, что, будучи кронпринцем, не мог столь же открыто и однозначно занять позицию, как принц Евгений и принц Вильгельм, которые демонстративно вращались в антинацистских кругах.
Смеялся
Кстати, подобно финансовому королю Маркусу Валленбергу, он принадлежал к старому поколению стокгольмцев, которые произносили «drottningen (королева)» как «dronningen».
Он соблюдал дистанцию и, пожалуй, был несколько застенчив, хотя уже в молодые годы у общественности создалось впечатление, что говорит он лучше и свободнее, нежели отец. «Family man [80]его не назовешь», — сказал после его смерти один из сотрудников, долго находившийся с ним рядом и любивший его, и добавил, что «с королем как отцом говорить было не так-то легко, ибо он обладал странной способностью упрямо увиливать, если что-то приходилось ему не по вкусу». Тот из детей, кто сказал, что отца больше заботили неодушевленные вещи, нежели люди, имел в виду, наверно, то же самое.
По складу ума он был трезвый рационалист, и гуманитарные науки забавляли его. Разговоры за обедом частенько дополнялись заданиями из энциклопедий, лежавших под рукой в ящиках буфета вместе с «The Oxford Dictionary» [81]и этимологическим словарем Хелльквиста, справочником, который должно иметь в любом шведском доме, пока более современный труд о происхождении шведских слов не придет ему на смену.
А вот художественная литература его не интересовала. Читал он много, но не стихи, а из романов за всю жизнь одолел только два. Один — «Амбер навсегда», который в ту пору слыл скабрезным (ныне его сочтут вполне невинным), и когда кто-нибудь спрашивал, вправду ли он осилил эту не только легкомысленную, но и весьма толстую книгу, он с жаром отвечал: «Конечно же, я прочел ее целиком!»
Все отзываются о нем как о славном, солидном, образованном, внимательном, быть может, слегка скучноватом, но «поистине замечательном старике» — так после его кончины сказал Улоф Пальме. Правда, все это относится к старику — каков он был в молодости, нам известно куда меньше. А ведь он был и молодым! Знаком нам, однако, четко функционирующий старый господин с устоявшимися привычками — после еды, например, пили кофе (король — сливки с сахаром и кофе, добродушно посмеивается некий адъютант), а потом часок посвящался чтению газет. Затем король, к всеобщему удивлению, спрашивал, не желает ли кто-нибудь сыграть в канасту. «Желали все. Так повторялось каждый вечер, и каждый вечер все выказывали одинаково приятное удивление». За игрой ронялись устойчивые комментарии, не блещущие остроумием, но очаровательные — так и чувствуешь, как по всему аристократическому жилищу распространяется домашний уют. Король часто собирал карточных дам («их никогда не бывает в избытке»), редко — королей («на них нельзя положиться») и считал, что дамы-фрейлины должны подходить к валетам. Адъютант (Ульф Бьёркман, тогда майор ВВС) вел записи, но король тщательно его контролировал: «На мальчишек тоже нельзя положиться».
Однажды на призовых скачках король вопреки советам знатоков поставил на лошадь по кличке Фюрст Игорь, то бишь Князь Игорь, пояснив: «Мы, князья, должны держаться заодно», что прелестно, а когда затем означенная кляча впрямь пришла последней, монарх весело объявил: «Ага, его ведь так и звали “Фёрст игор” (Первый вчера)», что не свидетельствует о необычайном остроумии (что, собственно, он имел в виду?), но звучит очаровательно.
В старину короли, как известно, переезжали из
Лучшее из написанного о Густаве VI Адольфе — в определенном смысле весьма холодно-объективная глава в «Неизвестных властителях» Оке Ортмарка, книге 1969 года, единственный недостаток которой — нелепое название, но ее стоит дополнить метким описанием из «Королевского адъютанта» Ульфа Бьёркмана, обезоруживающе наивным (симпатичным образом), притом что автор — отставной полковник.
Из книги Бьёркмана можно узнать о больших и малых событиях королевских будней и об оригинальном, однако же забавном бытии королевских адъютантов. В задачу адъютанта, в частности, входило расплачиваться за короля, причем чаевые (официанткам, гардеробщикам и проч.) должны были втрое-впятеро превышать обычные. Это Бьёркман откопал в руководстве, составленном его предшественниками в должности; королевский адъютант находился при монархе круглый год, и в руководство входил также совет, что, коль скоро в июле едешь в Софиеру, не забудь захватить лыжи, ведь никогда не знаешь, что взбредет в голову королевскому семейству. Одна придворная дама по причине явно редкого в придворных кругах веселого нрава имела прозвище «малютка для королевской потехи». (Возраст дамы уже не позволял толковать это прозвище буквально.)
На самом деле при всем своем демократизме старый король, как и его маменька, твердо верил, что королевская власть установлена Божией милостью и что король всегда прав. Он так удачно вписался в современную демократию, что легко забыть, что вообще-то родился он в 1882 году. Собственно говоря, странно, как этот Густав VI Адольф, чистокровный эстет, убежденный монархист и монарх, аристократ, державший других людей на расстоянии, мог вести себя до такой степени демократично. Гениальный король ревю и старый салонный большевик Карл Герхард [82]приобщил выступление в роли Густава VI Адольфа к длинной веренице своих блестящих триумфальных масок с повторяющимся текстом: «Первый ассистент в нашей королевской демократии». Король лично побывал в театре «Фолькан», смеялся и пожимал руку своему сценическому образу (ни в коей мере не лестному). Нынешним пиарщикам такое и не снилось.
Если нам, детям более позднего времени, импонирует, хотя порой и против воли, как он играл свою роль, мы не должны забывать, что старшее поколение, к примеру губернатор города Стокгольма Хагандер [83], полагало, что вот Густав V был настоящим королем, а Густав VI Адольф — чистой воды популист.
В 1967-м монарх по собственной инициативе посетил уппландские тюрьмы, пять исправительных учреждений за один день.
11 ноября 1972 года Густав VI Адольф с большой помпой отпраздновал девяностолетие, и друзья Национальных музеев устроили роскошный фейерверк, который выманил на берега Сальтшён весь Стокгольм. Пришла пора составлять расписание подобных торжеств так, чтобы королевская семья имела возможность посмотреть специальную телепрограмму о короле — видеомагнитофоны тогда еще не вошли в обиход. У шведского народа чуток защипало глаза, когда рослый девяностолетний старик в заключение трезво констатировал: «Для меня солнце клонится к закату».
Когда самого постоянного из секретарей Шведской академии Андерса Эстерлинга [84]совсем по другому поводу спросили, как он себя чувствует в свои девяносто с лишним, он ответил: «Это ощутительный возраст в жизни мужчины».
Густав VI Адольф в свои девяносто мог бы, наверно, сказать то же самое. Но двигался он бодро и упруго. Как и у многих в семье, у него были серьезные проблемы со слухом, сопряженные с легкими нарушениями равновесия, что отражалось на походке. Но еще 15 июля 1973 года король посетил теннисный турнир в Бостаде, спустился на корт и приветствовал тогдашнего теннисного короля Стэна Смита, который только что одержал победу над молодым многообещающим талантом по имени Бьёрн Борг [85]. «У тебя все впереди», — сказал искушенный в теннисе монарх молодому претенденту. Стэн Смит предложил девяностолетнему королю (без малого девяностооднолетнему) прийти на корт и забить пару мячей. Король улыбнулся мудрой улыбкой и посулил обдумать предложение Смита и в следующий раз захватить с собой ракетки.