Динка (ил. А.Ермолаева)
Шрифт:
— Ну ладно! — говорит Алина. — Я ведь с ней не за глобус занималась.
Клепеницер была ее одноклассница и сидела на ближайшей к ней парте.
— Она же моя подруга, — добавляет Алина.
— Но Мышка права: у твоей подруги нет чувства благодарности, она не захотела сделать что-то хорошее и для тебя, а сулила больше, чем ты просила у нее… А вот еще одна пословица: «Пошел кувшин по воду ходить, там ему и голову сломить». Что это значит? — спрашивает мать.
— А! Вот это, уж наверное, о нашей Клепеницер! — оживляется Алина. — Она,
Мама разбирает одну пословицу за другой, и всё почему-то оказывается, что они подходят одной несчастной Клепеницер.
— Ну, оставим уж в покое эту беднягу Клепеницер.
Может, и нам тут что-нибудь подходит? — лукаво говорит мама. — Вот, например, такая пословица: «Не в свои сани не садись»…
— Это мне… — смущенно говорит Алина. — Я знаю, что ты про меня думаешь.
— Но почему? — улыбается мама.
— Ну, потому что я все воображаю себя взрослой и стараюсь сесть «не в свои сани».
— А! — смеется мама. — Может быть, и так. А вот эта кому: «Сколько веревочку ни вить, а кончику быть»…
— Это нашей Динке! Динке! Динке! — шумно радуются Мышка и Алина.
— Потому что она, мама, наврет что-нибудь, а потом забудет, как врала, и скажет совсем другое — вот кончик и вылезет наружу! — объясняет Алина.
Динка настороженно смотрит то на сестру, то на мать.
— Слышишь, Динка, говорят, что это о тебе сказано. А ведь человеку бывает ужасно стыдно, когда его ловят на вранье, — наклоняясь к дочке, говорит мама и, приглаживая ее волосы, добавляет: — Ну ничего. Скоро она у нас станет старше и сама поймет как это нехорошо.
«Ох, мамочка, — уткнувшись к ней в колени, думает Динка, — я и сейчас понимаю, но у меня такая жизнь… Ну разве можно сказать про Леньку, когда сам Ленька не хочет! Ведь это чужая тайна… Счастливые вы все, вам не надо врать…»
А мама, как будто не замечая ее смущения, вычитывает из книжечки еще одну пословицу: «Не плюй в колодец — пригодится воды напиться».
— А это мне! — радуется Мышка. — Это о Гоге… Вот я не презираю его, как Динка, и он мне много интересного рассказал, и стихи читал, и книжку обещал дать. Значит, я не плюнула в колодец — и мне пригодилось!
Алина заглядывает в мамину книжечку и вдруг горестно вздыхает:
— Ох, мама! Смотри: «Куй железо, пока горячо». Это ведь мне! Не ответила я сразу своей подружке Сонечке из Витебска, а теперь письмо потерялось, и нет адреса…
— Так и не нашлось письмо? — закрыв книжечку, спросила мама. — Да, я помню. Это ужасно неприятно. Только эта пословица не совсем подходит к такому случаю…
Мама объясняет пословицу и незаметно переходит к тихим, теплым воспоминаниям.
— Вот когда мы с папой жили на элеваторе… — начинает она.
— Мама! Почему от папы так долго нет писем? — неожиданно прерывает ее Мышка, и все трое с тревогой смотрят на мать, — Может быть, с ним что-нибудь случилось?
— Нет, если
— А где же Кулеша? Разве он не приезжал с тех пор? — опрашивает Алина.
— У Кулеши много других дел. Но он обязательно приедет и привезет нам письмо, — успокаивает детей Марина.
— Мама! Расскажи про Кулешу! — вдруг просит Динка.
— Расскажи, расскажи! — поддерживают ее сестры.
— Да вы уже двадцать раз слышали! — улыбается мать, но она и сама любит вспоминать свое первое знакомство с Кулешей. — Ну, слушайте… — начинает она, понизив голос. — Случилось это, когда мы еще жили на элеваторе. Один раз товарищи поручили мне перевезти в другой город запрещенную литературу…
— В Сызрань, мамочка, — шепотом подсказывает Алина.
— Да, в Сызрань, — подтверждает мать. Дети придвигаются ближе и с волнением смотрят ей в лицо.
Марина рассказывает, как она укладывала в чемодан свои вещи, перемешивая их с нелегальной литературой, как волновалась на вокзале и наконец села в поезд.
— В вагоне было мало народу… Рядом со мной сел студент. Он попросил разрешения поставить мой чемодан на полку, а рядом поставил свой, новенький черный чемодан…
— Мама, а какой он был, этот студент? — с жадным любопытством спрашивает Динка. — Ты сразу посмотрела на него?
— Конечно. Мало ли кто мог ехать со мною. Но я посмотрела и успокоилась. Студент был совсем молодой. Видимо, еще первокурсник. Крепкий, приземистый, с коротко остриженной головой и торчащими ушами, он показался мне немножко чудным… — весело усмехается Марина, но дети нетерпеливо ждут продолжения. Ну, я успокоилась… Едем, едем… Вдруг…
— Почти перед самой Сызранью, — шепотом подсказывает Алина.
— Да, на одной из станций… в вагон входит жандармский офицер и с ним два жандарма…
— Ой… — чуть слышно вздыхает Мышка.
Динка прижимает к щеке мамину руку. А взволнованный рассказ подходит к самому интересному месту:
— «Мадам, вы арестованы. Потрудитесь указать ваши вещи». — «У меня нет вещей». — «Нам известно, что с вами был чемодан»
Марина бросает быстрый взгляд на студента и указывает на его чемодан.
Студент молчит, но молодое скуластое лицо его выражает полную растерянность…
Жандарм снимает с полки новенький черный чемодан и идет с ним к выходу.
«Прошу», — говорит Марине жандармский офицер.
У двери она оглядывается. Студент стоит у окна, торчащие уши его пылают огнем… Марина проводит ночь в тюремной камере. Утром ее вызывают на допрос.
На столе — раскрытый чемодан. Содержимое его вызывает полное недоумение следователя: несколько старых, исчерканных карандашом учебников, со старыми надписями многочисленных владельцев, огрызок свежей булки, серый кулек с сахаром, завернутое в полотенце мыло и аккуратно сложенная чистая рубашка…