Динка (с иллюстрациями Воробьева)
Шрифт:
«Утресь Алиночке досадила и с теткой горланила. Да еще у Мышки все сливки вылакала. Беда с ей!
– Вспоминая о сливках, Лина не может удержаться от улыбки, и симпатии ее снова перекидываются на сторону Динки.
– Тоже ведь дитё… Сливочек-то хочется попробовать… Много она понимает, кто больной, кто здоровый…»
Лина в сердцах налегает на тесто. Мучная пыль оседает на ее пушистых бровях, сердце окончательно растравляется жалостью. И, взглянув еще раз в окно, она бежит отыскивать Катю. Катя сидит на ступеньке террасы с двумя старшими племянницами
– Катя, можно я позову Динку?
– прерывая чтение, спрашивает Мышка.
– Не надо. Постоит, постоит и придет сама, - Катя хочет выдержать характер.
– Но Динка не придет сама, - огорченно вздыхает Мышка.
– Конечно, сама она не придет, - подтверждает и Алина.
– Пусть Мышка позовет ее, Катя!
– Я пойду, Катя, ладно?
– вскакивает Мышка.
– Ну хорошо. Пойди и скажи этой противной девчонке, что я читаю вам «Тома Сойера». Пусть идет слушать, - Смягчается Катя.
Мышка бежит к калитке и, замедлив шаги, тихонько приближается к сестре:
– Диночка! Пойдем домой! Катя будет читать нам «Тома Сойера».
– Пусть она подавится своим «Томом Сойером»!
– грубо отвечает Динка.
Мышка растерянно отступает, моргая короткими ресницами.
– Ой… Как тебе не стыдно так говорить! Если Катя подавится «Томом Сойером»…
– Уйди!
– сердито прерывает ее Динка и снова утыкается лицом в калитку. Не хочу я ни с кем говорить! Я скоро умру…
– Как?.. Почему ты умрешь?
– заикаясь от волнения, спрашивает Мышка.
– Потому что у меня сердце лопнет от злости! Смотри, я уже сделалась больной.
Динка поворачивает к сестре свое лицо. Она действительно чувствует, что умирает. Горькая обида и жалость к себе отражаются в ее глазах, нижняя губа тихо опускается, щеки вытягиваются. Мышка бросается к ней, обхватывает ее обеими руками, тоненький голосок ее дрожит от огорчения:
– А мама?.. Что скажет мама?..
Динка глубоко вздыхает, губы ее шевелятся, слова застревают в горле:
– Мама скажет, а где же моя третья дочка? У меня было три, а тут только две…
Глаза Мышки наполняются слезами.
– Тут только две дочки, а у меня было три… скажет мама, - тоскливым шепотом повторяет Динка.
– Не говори так… - жалобно просит ее Мышка.
– Зачем ты все это придумываешь?
– Мышка!
– раздается с террасы голос Кати.
Динка мгновенно приходит в себя и хватает сестру за руку:
– Вытри глаза, а то Катя скажет, что я тебя обидела!
Ты всегда подводишь меня!
– Как я тебя подвожу? Ты сама… - шмыгая носом, защищается Мышка.
– Нет, не сама! Зачем ты мне утром сливки дала попробовать? «Попробуй, попробуй, два глоточка»!
– сварливо передразнивает сестру Динка.
– Так я же не знала, что ты всю чашку выпьешь, - морщась, оправдывается Мышка.
– «Не знала»! Ты никогда ничего не знаешь, а у меня во рту такой вкус, что если мне попадет
– Мышка!
– настойчиво зовет Катя.
– Иду!
– откликается Мышка и тянет сестру за руку.
– Пойдем… ну, пойдем же!
– Нет!
– вырывает свою руку Динка. Мышка возвращается одна.
– Динка не идет, Катя.
– Ну и пусть стоит до приезда мамы!
– с досадой отвечает тетка.
Чтение «Тома Сойера» прекращается. Алина берет книгу и уходит к себе в комнату.
– Я сейчас дочитаю три страницы и сама позову Динку, - говорит она, уходя.
– Катя!
– запыхавшись, говорит Лина и, вытирая фартуком перепачканное мукой лицо, присаживается на нижнюю ступеньку.
– Это что же ты, Катерина, делаешь, а? Поставила девчонку у калитки, и стоит она у тебя, как пугало огородное, битых два часа! Никакие нервы не выдержат, право слово!
– сердито выговаривает она Кате.
– Да не ставила я ее! Она из упрямства стоит, да еще хочет показать всем, какая она несчастная!
– Да уж чего тут показывать! Постой-ка два часа безо всяких делов да на своих ногах! Ой, да как же это ты надумала, Катя!
– Да ничего я не надумала! Я только запретила ей идти гулять!
– окончательно сердится Катя.
– «Запретила»… Гляди-ко! Так она тебя и послушает! Ишь стоит перемогается. Головочкой своей измысляет чтой-то. Ножкой об ножку постукивает… - приподымаясь на верхнюю ступеньку и глядя на сиротливую фигурку у калитки, говорит Лина.
– Пойдет, беспременно пойдет!
– с уверенностью добавляет она и, присаживаясь около Кати, шумно вздыхает: - Ох и что ж это за разнесчастный день нынче! Не успел петух пропеть, как все напасти на нас свалились… Тот стучит, а тот и вовсе, как покойник, в калитку лезет…
– Что такое?
– удивленно спрашивает Катя и поспешно отсылает Мышку: Пойди займись чем-нибудь. Мышка неохотно идет в комнату.
– Что ты говоришь, Лина? Я не понимаю…
– А что тут понимать?.. Не первый раз… - Лина придвигается ближе и, понизив голос, рассказывает: - Никич-то наш… опять новый костюм пропил! Еще поперед Герасима заявился… Уж я против ночи не стала говорить вам…
– Откуда же он заявился?
– Известно откуда. Може, и впрямь в городе был, только похоже, что где-нибудь тут на пристани запил. И весь, весь, до ниточки расторговался… Да не поздно пришел, чуть-чуть так темнело еще. Вы на террасе чай пили, а Динка по саду бегала…
– Но Динка ничего не сказала, - удивленно прошептала Катя.
– Да разве Динка скажет? Она и ко мне-то ластилась, чтобы я молчала… Ну, я вчера-то смолчала, а нынче уж невмоготу…
– Действительно, несчастье какое-то!
– расстроенно говорит Катя.
– Кругом несчастье… что на даче, что в городе, везде нам клин!
– горестно подтверждает Лина и еще ближе придвигается к Кате.
– Ведь вот я все думаю… Кто же это к хозяину-то наведывался? Уж не сыщик ли какой? Так он у меня в глазах и стоит, так и стоит…