Дипломат особого назначения
Шрифт:
— И ты здесь? — недовольно буркнул Олег.
— Я!
— Какая удача, монсеньор! — сказал Хамп дель Райг, потирая руки. — Тут есть даже огонь!
— Я собрал вас всех здесь… — низким голосом провозгласил Баген.
— Герт! Лестницу! — скомандовал монсеньор.
— Я мигом, — отозвался Герт, исчезая, и до Олега донесся лишь слабый его смешок. — Да вот только кто по ней поднимется?
Эдор, наконец, привык к свету и, уставившись на монсеньора, затрясся от удивления:
— Монсеньор?? И вы здесь? Ваш замок пал?..
— Редкостное
— Во главе с нами, — буркнул Олег. Он почувствовал, что ему нравится сидеть, привалясь к стене, ничего не делать и смотреть на весь этот бедлам.
— Я собрал вас всех здесь, — снова проговорил Баген, — силой своего духа я собрал вас, чтобы вы держали ответ перед Вечностью.
— И меня тоже, брат? — воскликнул Эдор, прослезившись.
Герт бросил сверху веревочную лестницу; она угодила прямо в пламя и мигом вспыхнула.
— Идиот! — в один голос закричали Хамп и монсеньор; монсеньор — отчаянно, Хамп — весело.
— Извиняюсь, — сказал Герт. — Костерок-то погасить нужно…
И плеснул сверху воды.
Каменный мешок наполнился паром. Пламя не пострадало, но лестница погасла.
Монсеньор тут же вскочил и, выставив свой меч в сторону Олега, стал пятиться к лестнице.
Олег и не пошевелился. А Хамп дель Райг быстро выставил вперед левую ногу.
Монсеньор споткнулся, зашатался и, хватаясь за воздух, упал прямо в огонь. Одежда его вспыхнула; раздался рев боли.
Олег поднялся и вяло оказал монсеньору первую помощь.
Хамп дель Райг хохотал во все горло. Герт вторил ему мысленно, лицом оставаясь серьезным.
— Довольно! — сказал Баген строго.
И Хамп дель Райг впервые в жизни перестал смеяться не по своей воле.
— Ты! — сказал «видящий насквозь». В наступившем полумраке Олег увидел, как его костлявый палец вытянулся в направлении монсеньора.
Тот упал на колени, отбросив меч. Олег понял, что он действительно собирается каяться.
Какая чушь, да что же это такое?
Немного погодя Олег сообразил, в чем дело. Баген владел бессловесным гипнозом, и владел неплохо. Вспомнилась рукопись из лаборатории — там упоминалось подобное.
— Говори! — воскликнул Баген, как ударил.
— Я, Ганс Фиржих орт Трит, — глухо заговорил монсеньор, — вот уже сорок весен живу смертью других…
Олег слушал эту пепельную исповедь, бесконечное марево смертей, насилия, огня, и медленно проникался жалостью. Такой убогой, однообразной, плоской жизнью жил казавшийся грозным и великим монсеньор, ничего не добившийся и ничего не желающий…
— Я сжег за последний месяц сорок фанатиков, я разрушил семь деревень, я поджег Могучий лес… — словно хвастался монсеньор, ибо больше нечего ему было сказать, и голос его звучал как из-под земли. — Я не заслуживаю даже смерти.
Интересно, думал Олег, часто ли здесь такое происходит? И еще одно было интересно
— Что ты можешь предложить во искупление?
Монсеньор затрясся, рыдая без слез.
— Я могу лишь одно — воевать. Но разве смерть искупит смерть?
— Быть может. Думай! Ты? — Баген указал на Эдора.
— Я, Эдор Крон дир Панал, Хранитель знаний, всю жизнь провел за книгами, перелистывая мудрость веков…
Хранитель знаний говорил уверенно, на подъеме, как будто давно ждал этой исповеди и тщательно к ней готовился.
— Я ничего не сделал никому; я не смог применить мудрость наосов… Я не заслуживаю даже жизни.
— Что ты можешь предложить во искупление?
— Я могу лишь копаться в мудрости — я бессилен создать ее. Я ничего не могу.
Эдор упал на пол, обхватив голову руками.
— Можешь и ты. Думай. Ты?
Олег с интересом следил за пальцем Багена. На этот раз он нацелился в широкую грудь Хампа дель Райга.
— Я, Хамп дель Райг, — заговорил тот каким-то чужим голосом, — всю жизнь перехожу с места на место, оставляя их чуть беднее, чем нашел…
Перед Олегом вновь пронеслась целая жизнь. Мечта детства о далеких странах, ненасытная жажда нового — и полное отсутствие возможности изменить что-то, позиция вечного странника, всегда вмешивающегося, наблюдающего, убивающего — но ничего не меняющего… Олег опечаленно вздохнул.
— Помощь моя оборачивалась гибелью, наказание — пощадой. Я прошел по миру, словно меня не было. Я недостоин забвения…
— Что ты можешь предложить во искупление?
— Я могу лишь ошибаться. Руки мои пусты.
Хамп скрежетнул зубами; воздел руки к потолку — и уронил вниз.
— Даже ты не потерял будущего. Думай! — сказал Баген.
Теперь, значит, моя очередь, подумал Олег. Или Герта.
— Ты! — сказал исповедник.
И палец, описав дугу, уперся в собственную грудь Багена. Олег опять не угадал, но зато догадался — все говорят одинаково, будто кто-то говорит за них! Баген — посланник, он устроил эту демонстрацию, чтобы показать, что такое человек — с «их» точки зрения? Нашел кому показывать…
— Я всю жизнь молился. Я недостоин даже рая! — вскрикнул Баген и уронил голову на грудь. — Что я могу предложить во искупление? Я могу молиться — слова мои легки, — голос его звучал глухо. — Я могу говорить за других — однако они не слышат своей правды! Но даже я не теряю надежды! Думай!
Он гордо поднял голову. Теперь его палец смотрел на Олега.
— Ты!
Что сказать? — молнией пронеслось в голове Олега. Разрушать начатое Багеном дело не хотелось, он уважал этого старика, «видящего насквозь», но куда-то подевались все нужные слова…