Дипломатия

Киссинджер Генри

Несмотря на риторику относительно идеологической конфронтации и реальности геополитического конфликта, Рейган в глубине души не верил в структурные и геополитические причины напряженности. Он и его окружение считали озабоченность равновесием сил слишком пессимистическим и всепоглощающим занятием. Они стремились не к постепенности решений, но к окончательному разрешению проблемы. Эта вера наделяла команду Рейгана исключительной тактической гибкостью.

Биограф Рейгана описывает одно из его «мечтаний», которое лично высказывалось и при мне:

«Одной из фантазий Рональда Рейгана как президента было то, как он возьмет с собой Михаила Горбачева и покажет ему Соединенные Штаты. Пусть советский руководитель увидит, как живет рядовой американец. Рейган часто говорил об этом. Он представлял себе, как они с Горбачевым полетят на вертолете над рабочим поселком, увидят завод и автостоянку при нем, забитую машинами, а затем сделают круг над жилым районом, расположенным в живописной местности, где

у заводских рабочих есть дома „с лужайками и задними дворами, где, возможно, на подъездной дорожке стоит вторая машина или лодка, — дома, непохожие на бетонные крольчатники, которые я видел в Москве". Вертолет снизился бы, и Рейган пригласил бы Горбачева постучаться в двери и спросить жителей поселка, „что они думают о нашей системе". А рабочие рассказали бы ему, до чего чудесно жить в Америке» [1015] .

1015

Lou Cannon. President Reagan: The Role of Lifetime (Кэннон Лу. Президент Рейган: самая главная роль за всю жизнь). N. Y.: Simon & Schuster, 1990. P. 792

Рейган искренне верил, что его долгом является ускорить неизбежное осознание Горбачевым или любым другим советским лидером того факта, что коммунистическая философия ошибочна и что стоит только прояснить ложность советских концепций относительно истинного характера Америки, как вскорости наступит эра примирения. В этом смысле, несмотря на все свое идеологическое рвение, точка зрения Рейгана на сущность международного конфликта оставалась строго американско-утопической. Поскольку он не верил в наличие непримиримых национальных интересов, то не мог признать существование неразрешимых конфликтов между нациями. И считал, что, как только советские лидеры переменят свои идеологические воззрения, мир будет избавлен от споров, характерных для классической дипломатии. При этом он не видел промежуточных стадий между перманентным конфликтом и вечным примирением.

Тем не менее, сколь бы оптимистичными, даже «либеральными», ни были взгляды Рейгана на конечный исход борьбы, он собирался добиваться своих целей посредством самой непримиримой конфронтации. Согласно его образу мышления, окончание «холодной войны» не влечет за собой создание «благоприятной* атмосферы и односторонние жесты, которые были так в чести у сторонников перманентных переговоров, не допустимы. В достаточной степени по-американски воспринимая конфронтацию и примирение как последовательные этапы политического курса, Рейган явился первым послевоенным президентом, предпринявшим наступление одновременно идеологическое и геостратегическое.

Советскому Союзу не приходилось иметь дело с таким феноменом со времен Джона Фостера Даллеса — при этом Даллес не был президентом и не предпринимал серьезных попыток воплотить в жизнь свою политику «освобождения». В противоположность этому Рейган и его окружение понимали собственное призвание буквально. Со времени инаугурации Рейгана одновременно преследовали две цели: противодействие советскому геополитическому давлению, пока процесс экспансионизма не будет вначале остановлен, а затем обращен вспять; и, во-вторых, развертывание программы перевооружения, предназначенной для того, чтобы пресечь советское стремление к стратегическому превосходству и добиться стратегической лабильности.

Идеологическим инструментом перемены ролей был вопрос прав человека, которым Рейган и его советники воспользовались, чтобы подорвать советскую систему. Конечно, его непосредственные предшественники также утверждали важность прав человека. Никсон действовал подобным образом применительно к эмиграции из Советского Союза. Форд совершил самый крупный прорыв посредством «третьей корзины» соглашений Хельсинки (см. гл. 29). Картер сделал права человека альфой и омегой своей внешней политики и пропагандировал их столь интенсивно применительно к американским союзникам, что его призыв к праведности то и дело угрожал внутреннему единству в этих странах. Рейган и его советники сделали еще один шаг и стали трактовать права человека как орудие ниспровержения коммунизма и демократизации Советского Союза, что явилось бы ключом ко всеобщему миру, как подчеркивал Рейган в послании «О положении в стране», от 25 января 1984 года: «Правительства, опирающиеся на согласие управляемых, не затевают войны со своими соседями» [1016] . В Вестминстере в 1982 году Рейган, приветствуя волну демократии, разливающуюся по всему миру, обратился к свободным нациям с призывом «...укреплять инфраструктуру демократии, систему свободной прессы, профсоюзы, политические партии, университеты, что позволяет людям выбирать свой собственный путь, развивать свою собственную культуру, разрешать свои собственные разногласия мирными средствами» [1017] .

1016

Рейган

Рональд. Обращение на совместном заседании обеих палат Конгресса «О положении в стране» 25 января 1984 г. //Документы Рейгана. Т. «1984 год», кн. I. С. 92.

1017

Рейган. Обращение к британскому парламенту 8 июня 1982 г. Там же. Т. «1982 год», кн. I. С. 746.

Призыв совершенствовать демократию у себя дома явился прелюдией к классически вильсонианской теме: «Если концу нынешнего столетия суждено быть свидетелем постепенного развития свободы и демократических идеалов, мы должны принять меры, чтобы оказать содействие кампании за демократию» [1018] .

На деле Рейган довел вильсонианство до его логического завершения: Америке незачем пассивно ждать, пока в результате эволюции появятся свободные институты, и незачем ограничиваться отражением прямых угроз для собственной безопасности; вместо этого она будет активно способствовать распространению демократии, поощряя те страны, которые соответствуют демократичным идеалам, и наказывая те, которые им не соответствуют, даже если они не бросают открытого вызова Америке и не представляют для нее угрозы. Таким образом, команда Рейгана перевернула вверх ногами призывы времен раннего большевизма: не ценности «Коммунистического манифеста», но демократические ценности грядут, определяя собою будущее. И команда Рейгана вела себя последовательно: оказывала давление как на консервативный режим Пиночета в Чили, так и на авторитарный режим Маркоса на Филиппинах, требуя от них проведения реформ; первый удалось побудить согласиться на референдум и свободные выборы, которые привели к смене руководства; второй был сброшен при американском содействии.

1018

Там же. С. 745

В то же время крестовый поход за демократию породил фундаментальные вопросы, которые приобрели особое значение после окончания «холодной войны». Как можно примирить крестовый поход с давней американской доктриной невмешательства во внутренние дела других государств? До какой степени его нуждам следует подчинять прочие цели, как, например, национальную безопасность? Какую цену готова платить Америка за распространение собственных идеалов? Как избежать перенапряжения и самоостранения? Мир по окончании «холодной войны», когда ранние годы пребывания Рейгана на посту президента уже стали далекой историей, обязан будет ответить на эти вопросы.

И все же, когда Рейган приступил к исполнению президентских обязанностей, эти противоречия беспокоили его не так сильно, как необходимость выработки стратегии, которая бы приостановила неумолимое советское наступление предшествующих лет. Задачей рейгановского геостратегического натиска было дать понять Советам, что они перенапряглись. Отвергая доктрину Брежнева относительно необратимости коммунистических достижений, Рейган своей стратегией отразил убежденность в том, что коммунизм может быть побежден, а не только сдержан. Рейгану удалось добиться отмены поправки Кларка, не позволявшей Америке оказывать помощь антикоммунистическим силам в Анголе, резкого усиления поддержки антисоветских афганских партизан, разработки крупномасштабной программы противостояния коммунистическим партизанам в Центральной Америке и даже предоставления гуманитарной помощи Камбодже. Это стало замечательной наградой единению американского общества: не прошло и пяти лет с момента катастрофы в Индокитае, как преисполненный решимости президент вступает в схватку со всемирной советской экспансией, причем на этот раз добивается успеха.

Было сведено на нет большинство советских политических достижений 70-х годов, хотя отдельные из событий приходятся уже на период деятельности администрации Буша. Вьетнамская оккупация Камбоджи завершилась в 1990 году, а в 1993 году прошли выборы и беженцы стали готовиться к возвращению домой; в 1991 году завершился вывод кубинских войск из Анголы; поддерживаемое коммунистами правительство Эфиопии рухнуло в 1991 году; в 1990 году сандинисты в Никарагуа были вынуждены смириться с проведением свободных выборов — на подобный риск до того не готова была пойти ни одна правящая коммунистическая партия; и возможно, самым главным был вывод советских войск из Афганистана в 1989 году. Все эти события заметно умерили идеологические и геополитические амбиции коммунизма. Наблюдая за упадком советского влияния в так называемом «третьем мире», советские реформаторы стали вскоре ссылаться на дорогостоящие и никчемные брежневские авантюры как на доказательство банкротства коммунистической системы, в которой, как они полагали, следовало срочно пересмотреть недемократический стиль принятия решений [1019] .

1019

См. готовящуюся к выходу кн. Питера В. Родмена о «холодной войне» в третьем мире.