Дирижер в суфлерской будке
Шрифт:
Городской ландшафт преданно бежал следом за троллейбусом. Но на холодной поверхности стекла существовало еще кое-что, абсолютно не вписывающееся в картину утреннего благоденствия: отражение моей небритой ряхи портило все. Ничего не мог с собой поделать и изредка цеплял его краешком глаза. И тут же заставлял себя сосредотачиваться на мелькающих домах и площадях. Потому что понимал – делаю только хуже.
Ну зачем мне видеть, как за одну ночь изменился мой взгляд? Такой полагается затравленным дворняжкам – пустой, расплывчато-выцветший, ничего не понимающий. Нет, с подобным
Вот поэтому и пялился я старательно на однообразный пейзаж, хотя видел все здесь не одну тысячу раз.
Самое противное, это чувство не оставило меня, и когда я вывалился из троллейбуса. Гложущий червь непреодолимой беды сковывал ноги. Заставлял голову вжиматься в плечи, словно над ней занесли остро отточенный топор и только ожидали… чего? Команды? Пока я отвернусь или встану поудобней, чтоб им не перепачкаться кровью?
Хорошо хоть, где-то глубоко во мне жило пока еще непонятное нечто, отказывающееся прекратить сопротивление. Как назвать это – определить затрудняюсь. Может быть, как ни громко сказано, замешанная на жизнелюбии стойкость? Тот самый стержень, который не гнется и его потихоньку пилят все кому не лень? Ну или надежда не собиралась так быстро складывать лапки. В любом случае, мне очень помогал слабнущий голосок, сердито выплевывающий с каждым вздохом: «Самому под нож? Не дождетесь!»
Думая так, я почти бежал к зданию вокзала. И вычитывал себя за то, что годы спокойной жизни размягчили меня, превратив в безвольную размазню. Что ж, придется попотеть, на ходу собирая из имеющейся аморфной массы человека, способного изворачиваться и драться. Если вообще получится с таким-то просроченным исходным материалом.
В купленном билете я вычитал, что до отправления оставалось более полутора часов. А как пережить их, когда каждая камера, казалось, норовила повернуть свой любопытный глаз в мою сторону? Да еще деловито расхаживающий взад-вперед милицейский патруль похлестывал вокруг взглядами и нашептывал в хриплые, визгливые рации!
Почему-то вспомнилась наша с Машей первая встреча в аэропорту. Времени-то прошло всего ничего. А как все переменилось!
Вроде и место подходящее – тот самый портал между мирами. Но какие уж тут чудодейственные запахи и звуки! Откуда… Палитра смазана одним грубым, циничным движением. А ожидание волшебства бесцеремонно растоптано. Или, точнее сказать, утоплено в крови. Должно быть, главный чародей теперь – то ли пьян, то ли редкостная сволочь. И чудеса у него как на подбор – страшат да норовят вытрясти душу.
Чтоб хоть как-то унять приступ паники, я забился в дальний конец зала. И тут же убедил себя, что выбрал это место, не подстегиваемый страхом, а по трезвому расчету. Поскольку из облюбованного мною убежища отлично просматривался подъезд к вокзалу. А вот меня заприметить сквозь блики витрины еще нужно суметь. Так что все на уровне инстинктов я пока делаю правильно. И значит, есть неплохой
К моему удивлению, бесхитростное внушение подействовало – вскоре мне полегчало. Да так, что я подумывал сходить в местное кафе за кофе. Но решил все же, что вот только кофе мне сейчас и не доставало. Как будто у отвыкшего от перегрузок сердца и без дозы кофеина мало работы!
А следом и недружелюбный по первому впечатлению вокзал, подстроившись, успокоился и затих. Вальяжные пассажиры, цокая колесиками тяжелых на вид чемоданов, проплывали мимо. Нервозные камеры уснули, исчезли из виду патрульные. И не было им до меня никакого дела.
Я, собственно, ничуть не обиделся. Вообще, было бы замечательно, если бы весь мир забыл про меня на время. А я пока тихонько, на цыпочках проскользну, куда мне надо. Вот только вряд ли тот самый всесильный Разработчик добавил в нашу с ним игру дарящую невидимость стелс-броню.
Минуты расплывались, как масло на теплом тосте. Переносить ожидание с каждым мгновением становилось все сложней. К тому же от резкого перехода из жуткого стресса в комфортную расслабленность на меня напал еще один грозный враг – дремота. Вскоре я понял, что проигрываю ей вчистую. Даже несколько раз клюнул носом и выронил некультурную каплю слюны в уголке рта.
Наверное, во время этих моих нырков в сон я и упустил то, что прозевать не должен был ни в коем случае. А как иначе объяснить появившийся в сотне метров от выхода потрепанного вида УАЗ? Не из-под земли же он нарисовался.
Сама по себе машина не вызывала подозрения. Номер местный, простенький – все единицы и четверка в конце. Подобных доисторических «бобиков» до сих пор по городу раскатывает пруд пруди. Неприхотливые они в обслуживании, неубиваемые, вот и пользуются спросом.
Странно было другое. Подъехать-то машина подъехала, но двери в салон так и остались закрытыми. К слову, за стеклом можно было рассмотреть некоторое шевеление. Значит, хозяева все еще копошились внутри. Допустим, ожидают кого-то с поезда.
Ладно, пусть так. Но ведь, болезные, даже не пожелали размять ноги! Я в таких «бобиках» наездил не одну тысячу километров. В этих железных гробиках все, что соприкасается с жесткими креслами, отсиживается на раз. И первое, о чем мечтаешь, добравшись, поскорее вывалиться на свежий воздух. А в этом агрегате, значит, скрывается человек – или люди – со стальной, необоримой задницей!
Гораздо правдоподобней выглядел другой вариант. Некто, сидящий в машине, остановился и наблюдает. Но сам предпочитает лишний раз не светиться на публике.
В груди, только-только заново научившейся размеренно дышать, опять похолодело. И набухшая там сосулька стала неспешно погружаться в район живота. Делать нечего, нужно привыкать опасаться любой странности. Вот бы еще кто сказал, долго ли такое продлится.
Время и без того не жаловало меня расторопностью. А тут вообще умерло, не попрощавшись и оставив меня наедине с вечностью. Машина продолжала стоять, одушевленное содержимое ее – подавать признаки жизни, но наружу не рваться. А я непроизвольно вжимался в кресло, порываясь удрать.