Дискета мертвого генерала
Шрифт:
Мы минули несколько дверей, и наконец мой проводник дернул на себя одну из них.
Бассейн был самый обычный, со спокойно колыхающейся зеленоватой водой, одной-единственной двухметровой вышкой, подвешенным на уровне полутора метров над поверхностью баскетбольным кольцом и чуть ощущаемым запахом хлорки. Он имел метров двадцать в длину и десять в ширину. Кроме трех сидящих за пластиковым белым столиком возле раздевалки боевиков, больше никого не было.
Парни заметили Саркисова и начали приглашать его вместе выпить пива. Артак сказал что-то насчет детского времени и пообещал через десять минут прогнать молодцов по комнатам. Но спустя три минуты они исчезли сами, прихватив уже наполовину опустевшую
– Они из первой колонны, только что с задания вернулись, вот и напиваются, – ответил на мой немой вопрос Саркисов, вешая на крючки в раздевалке мокрую после тренировки одежду.
– Я почти ничего здесь не знаю, кроме нескольких комнат на втором этаже и главного кабинета внизу, ты мне подробней рассказывай, – я стянул робу и повесил ее рядом с одеждой Артака. – Что такое первая колонна?
– Убийцы, – Саркисов будто выплюнул это страшное слово и, почесав шерстяную грудь, пошел к вышке. А я ощутил неприятный холодок, волной пробежавший по моей спине. Кавказец еще раз напомнил мне о том, где я сейчас нахожусь и кем мне придется командовать уже в ближайшее время. Безжалостными скотами, для которых жизнь человека стоит меньше, чем пустая банка немецкого пива.
Чтобы как-то отвлечься от нахлынувших эмоций, я пошел следом за Артаком, забрался по ступенькам на вышку, задержал дыхание и прыгнул вниз, сильно оттолкнувшись ногами от холодного кафельного пола.
Бурлящая масса воды в ту же секунду с головы до ног окутала мое тело. Но очень скоро вода вытолкнула меня назад и даже умудрилась самым наглым образом проникнуть в носоглотку, вызвав отвратное чувство горечи на языке.
– Вах, ара, совсем плавать разучился! – Это было первое, что я услышал после того, как смог более-менее откашляться. Артак звонко смеялся, лежа на спине в двух метрах от меня и шевеля торчащими из воды кончиками пальцев ног. Я, как мог, отшутился, сказав что-то про отца-каменщика и маму-шпалоукладчицу, в результате чего Саркисов вообще потерял способность к нормальной речи, поперхнувшись отчаянным приступом смеха…
После бассейна и душа Артак пригласил меня в свою комнату, где я действительно смог по достоинству оценить условия жизни начальника охраны. Здесь было все, что мог пожелать вынужденный жить в изоляции от внешнего мира человек. Даже спутниковое телевидение и холодильник, доверху забитый красочными упаковками с импортным продовольствием и банками с пивом. Гостеприимный хозяин накрыл на стол и разлил ледяное пиво по стеклянным кружкам с изображением белого медведя – символом известного сорта благородного янтарного напитка.
– Я хочу выпить за то, чтобы в нашем мире всегда торжествовала справедливость!
Саркисов произнес какие-то странные для данной ситуации слова и залпом влил в себя содержимое зажатой в руке кружки. Затем рукавом форменной черной куртки не спеша вытер губы и добавил:
– И если человек осознал, пусть даже слишком поздно, что совершил ошибку, чтобы он обязательно ее исправил. Даже ценой собственной жизни…
На следующий день я «переехал» в соседнюю с Саркисовым комнату, получил последние инструкции о моих новых правах и обязанностях от Персикова и принялся за освоение вверенной мне структуры охраны базы. Артак вводил меня в курс дела, показывал схемы помещений, знакомил с распорядком несения караула бойцами, с расположением всех комнат, узлов связи и слежения, вентиляционных шахт, электросетей и даже канализации. Я на память должен был знать всех живущих и приезжающих на смену бойцов и командиров, номера приписанных к базе и посещающих ее автомобилей, систему пропуска по кодовым пластиковым карточкам и – до мельчайших подробностей! – пять километров
Когда я, спустя почти два месяца, спросил у Артака, на каком месте в мафиозной табели о рангах находится Персиков и кто еще входит в клан, то он, всегда веселый и общительный, резко отсек:
– Я бы не советовал тебе, ара, лезть в такие дела. Ты кто такой? Обычный сторожевой пес! Вот и охраняй вверенное имущество, как это от тебя требуют… Одно знаю: здесь, на базе, и там, на свободе, – он твой царь и бог. Любое его приказание – закон, за несоблюдение которого незамедлительно следует смерть. Он страшный человек, ара, страшный! И лучше тебе поменьше с ним встречаться. Работай, зарабатывай деньги и не суйся, куда не положено. Тогда все будет нормально. Я здесь три года и хорошо понял три вещи – не знать, не замечать и не слышать ничего, что тебя не касается. Тогда есть шанс дожить до старости. А иначе…
Когда я окончательно принял место Саркисова и напоследок намекнул ему о готовящейся в отношении кое-кого ликвидации, за что Артак обнял меня и назвал братом, на базе неожиданно появился Соловей. И тоже, как и рыжий Альберт, попал в охрану. Но не рядовым сотрудником, а командиром отделения, отвечающего за внешнее сообщение, то есть несущего караул у главного въезда на базу. Он оказался менее удивлен моим присутствием здесь и нахождением на месте своего начальника. Но какая-то «жаба» его все же грызла, так как на одной из тренировок по карате он подошел ко мне и предложил спарринг – под пристальным взглядом точащего на меня «зуб» Альберта, у которого, как мне потом сказали бойцы, после моего удара в пах стали наблюдаться явные признаки импотенции…
Когда вокруг стоят не менее десяти боевиков, а Соловей громким голосом предлагает испытать командира на прочность, отказываться просто нельзя. Иначе с таким трудом наработанный авторитет моментально превратится в размазанный по полу плевок.
И уже не важно, что Соловей специально выбрал подходящий момент, когда я устал после часовой тренировки, а он едва разогрелся, и сейчас его мускульная энергия, подогреваемая личными амбициями, ждет стремительной разрядки. По его холодным волчьим глазам я понял, что мне предстоит не легкая прогулка, а жестокий бой до тех пор, пока один из соперников уже не сможет его продолжить, пока не будет окончательно повержен.
И я принял вызов.
Мы забинтовали кисти, туго перетянув их эластичными бинтами, и по сигналу одного из боевиков начался поединок. Соловей, словно стальной таран, бросился на меня, сразу же пробил блок и сильным локтевым ударом сбил мне дыхание. Я едва не потерял сознание, успел отступить на три шага назад и упреждающе выкинуть левую ногу, остановив очередной наскок соперника. Но затем снова пропустил, на этот раз – прямой в голову. Шейные позвонки неприятно заскрипели, и я ощутил, как от ушей до пяток меня прошила острая режущая боль.
Я даже вскрикнул. Но снова не упал. Толпа зрителей одобрительно загудела, и мне показалось, что чей-то, очень похожий на голос Альберта, посоветовал Соловью раскроить мне череп. Это уже слишком! Я вдруг окончательно осознал, какие последствия ожидают меня в случае поражения. И не столько в плане реальной возможности получить физическое увечье, сколько в моральном. Начальник охраны станет для подчиненных ему шакалов посмешищем, пустым местом, только умеющим, что открывать свою пасть и изрыгать оттуда глупые приказы, не подкрепленные реальной силой. А у этого контингента физическое превосходство всегда имеет серьезный вес.