Диснейленд
Шрифт:
– Добрый вечер! – сказал сержант. – Приятно видеть, как вы тут развлекаетесь.
Второй милиционер, без знаков различия, ковырял зубочисткой в зубах, устремив отсутствующий взгляд куда-то в сторону, и казалось, происходящее его нисколько не занимало.
– Сержант, – сказал тот, который выкручивал мне левую руку и которого я двинул по скуле. – Он хотел убить женщину, а когда мы бросились ее защищать, он накинулся на нас…
– Однако я видел, что били его вы.
– Но, сержант… – воскликнул тот, что вывертывал мне правую руку и получил удар в живот, от
– Они говорят правду, я действительно хотел убить женщину, – сказал я.
Сержант холодно взглянул на меня.
– Вас никто не спрашивает, – громко, не без раздражения, отчеканил он.
Я пожал плечами, а святой Станислав Костка воскликнул:
– Да, хотел убить. Она спокойно стояла около бара и пила апельсиновый сок, а он ни с того ни с сего бросился на нее с криком, что убьет, обзывал ее последними словами и, схватив за горло, начал колотить головой о край стойки, а когда мы поспешили на помощь, он избил и нас, прежде чем нам удалось его скрутить. Он утверждает, что он Арене, но разве Арене может себя так вести? Мы обшарили его карманы, но не нашли никаких документов. Разве он может быть Аренсом? Он двинул меня изо всей силы головой в нос. Нос, наверно, сломан.
Сержант стрельнул в меня взглядом и сказал:
– Нет, это не Арене. Кто он, мы выясним, будьте спокойны.
– Я так и сказал, – заявил тот, который получил от меня в живот. – Арене должен возбудить против него дело. Мы будем свидетелями.
– Увы, – отозвался сержант. – Вы будете не только свидетелями, но вам еще придется дать объяснения, кто вам позволил брать на себя обязанности милиции и обыскивать этого человека.
Все трое растерянно переглянулись, а святой Станислав Костка произнес:
– Он хотел убить женщину, а меня ударил по носу.
– Мы выясним обстоятельства дела. А пока прошу предъявить документы. Где якобы пострадавшая?
– Вовсе не якобы. У женщины разбита голова, и она доставлена в медпункт, – сказал тот, который заработал по скуле.
Он произнес это с заискивающей, неуместной улыбкой.
Милиционер с зубочисткой взял у них документы и начал списывать данные.
Мне сделалось немного жаль эту троицу. Возможно, это были солидные и порядочные граждане, которые пришли повеселиться и поступали в соответствии со своими убеждениями, а я втянул их в глупую историю.
– Мы действовали в целях собственной обороны, – воскликнул в отчаянии Станислав Костка.
– Прежде всего мы защищали избиваемую женщину, – с достоинством сказал тот, который заработал по скуле. – Ее доставили в медпункт.
– Я это уже слышал, – сухо заметил сержант. – Мы выясним все обстоятельства дела, и могу вас заверить, ошибки не допустим. Однако на будущее советую вам не вмешиваться в компетенцию милиции. Вы свободны. Когда понадобится, вас вызовут. Прошу всех разойтись! – крикнул он и хмуро глянул по сторонам.
Желающие поглазеть на происшествие
– Пошли, – обратился ко мне сержант, – будете вести себя спокойно или надеть на вас наручники?
– Я буду буйствовать и кусаться, – сказал я, а он пожал плечами и легко подтолкнул меня.
Мы сошли вниз. В машине некоторое время царило молчание. Сержант сидел рядом со мной на заднем сиденье, а милиционер с зубочисткой – за рулем. Сержант посвистывал сквозь зубы и неожиданно сказал:
– Что ты вытворяешь?
– Ничего. Я хотел убить женщину.
– Перестань валять дурака. Что на самом деле произошло в «Фениксе»?
– Я должен рассказывать?
– Как хочешь. Так или иначе, из этой истории я тебя вытяну.
– Я не прошу тебя об этом.
– Я тоже тебя не просил, тогда на ринге, когда ты мог меня нокаутировать, но не сделал этого. Скажи, что с тобой? Ведь ясно, это случилось не по твоей вине.
– Почему ты так уверен?
– Просто я знаю тебя. Это не в твоем стиле.
– Каждый рано или поздно совершает поступки не в своем стиле, и окружающих это удивляет. А все оттого, что ни у кого нет стиля, все только прикидываются.
– Ты держал меня в вилке. И мог нокаутировать, но позволил дотянуть до конца. Тогда ты тоже прикидывался?
– Не помню. Возможно. Нам тогда было по семнадцать лет.
– Зато я помню. В зрительном зале сидела девушка, за которой я ухаживал, и ты это знал.
– Ты скучен и сентиментален.
– Это было в твоем стиле. Но я и так тебя знаю. Я вытяну тебя из этой истории, даже если ты виноват. Я знаю тебя, и все тебя знают.
– Никто меня не знает. Глупости. Куда мы едем?
– Как куда? Домой. Сковронский, сверни на аллею Словацкого. Ты все еще там живешь?
– Вези меня в отделение, Космаля.
– Не глупи. И не волнуйся. Кто эта женщина?
– Леля «Фиат – тысяча сто».
Сержант Космаля присвистнул.
– Из-за которой Шиманяк покончил с собой?
– Та самая.
– Ты в самом деле хотел ее убить?
– Да.
– Почему?
– Думал, тогда все образуется.
– Что все? Месть за Шиманяка? С таким опозданием?
– И это. Но не только. Вообще все.
– Не понимаю.
– Тебе незачем понимать.
– А если бы эти трое не вмешались, ты убил бы ее?
– Дело не в них. Я просто не в состоянии был ее убить. Не знаю, как это делается. Еще один раз свалял дурака. Я – «Ни то ни се». И ты – «Ни то ни се». Все мы – «Ни то ни се».
– Ну ладно, ладно. Мы – «Ни то ни се». Это может с каждым случиться, и каждый может спьяна накуролесить. Проспишься и обо всем забудешь. И мы забудем, верно, Сковронский?
– Ясно, – отозвался Сковронский и чертыхнулся, так как изо рта у него выпала зубочистка.
– Этих паршивых свидетелей нечего бояться. Я нарочно припугнул их. Они будут счастливы, что ими больше никто не интересуется. Что же касается Лели «Фиат – тысяча сто», то я беру ее на себя. Даже если она узнала тебя, у меня найдутся аргументы, которые заставят ее успокоиться.