Дитте - дитя человеческое
Шрифт:
Все шло хорошо до половины пути. Затем малыши озябли и заскучали, стали нетерпеливо спрашивать, где же лес. Дитте то и дело приходилось останавливаться и растирать им пальчики. Дорога подтаяла от солнца, идти стало тяжело, и сама Дитте утомилась. Но она старалась подбодрить детей, и они тащились еще с часок. Около усадьбы сельского фогта тележка остановилась совсем: большой свирепой собаке фогта они показались подозрительными, и она загородила им путь.
Пер Нильсен вышел за ворота посмотреть, на кого это так лает пес, догадался, в чем дело, и позвал детей к себе. Они попали прямо к обеду.
— Я дам вам сейчас перекусить, — сказала жена фогта, — только вы сядьте вон там на скамейке и сидите смирно, а то здесь вы мне мешаете.
Дети получили по куску пирога, и всех их усадили за чисто выскобленный стол. Они никогда не бывали в гостях и, жуя пирог, с любопытством разглядывали все вокруг. По стенкам была развешана медная посуда, горевшая, как жар, а на одной из конфорок плиты стоял блестящий медный котелок, пузатый, с перекидной ручкой и носиком, прикрытым крышечкой. Он напоминал большую наседку с петушиным гребнем.
Когда дети поели, Пер Нильсен повел их в хлев и показал им поросят, которые, присосавшись к матке, лежали рядком, словно колбаски. Потом все вернулись в кухню, и хозяйка дала детям по яблоку и по пончику.
Но самое лучшее настало под конец: Пер Нильсен запряг лошадь в красивую коляску на рессорах и повез их домой. Их тележку привязали к задку экипажа, — и ей при-пришлосьпрокатиться. Малыши так и заливались смехом по этому поводу.
— Вот глупые ребятишки, вздумали кататься одни, — , сказала жена фогта, застегивая фартук коляски. — Но, к счастью, на этот раз вам повезло. — И все четверо согласились с ней, что их возвращение домой в Сорочье Гнездо вышло гораздо параднее выезда.
Прогулка вышла удачная, но теперь приходилось засесть за работу. Мать не рассчитывала на прогулку и навалила в чулане целую кучу тряпья, приказав Дитте разобрать его по сортам — шерстяное к шерстяному, холщовое к холщовому. Кристиан и сестренка могли бы помочь немножко, если бы постарались. Но от них сегодня было мало толку: возбужденные прогулкой, они швыряли друг в друга лоскутками.
— Не деритесь, — тщетно увещевала их Дитте.
Уже смеркалось, а работа была не сделана. Дитте принесла из комнаты лампу, в которой горел керосин пополам с маслом, и продолжала работу, плача от отчаяния, что не успеет закончить ее до возвращения родителей. Видя слезы сестры, малыши притихли и с часок работали усердно. Но потом опять затеяли возню, начали гоняться друг за другом, и Кристиан, нечаянно задев ногою лампу, разбил ее.
Братишка и сестренка перестали шалить и присмирели. Темнота словно пригвоздила их обоих к месту, они не смели шевельнуться и только хныкали каждый в своем углу: «Дитте, возьми меня!» Дитте раскрыла дверь в комнату и резко сказала:
— Выбирайтесь сами! — потом ощупью отыскала Поуля, прикорнувшего на куче тряпья, и сердито добавила: — Сейчас же оба в постель за это!
Кристиан не переставал хныкать:
— Я не хочу, чтобы мама меня высекла! Не хочу! — Он обвил руками шею Дитте,
Она зажгла фонарь с ворванью и помогла детям раздеться.
— Если вы будете умниками и сразу уляжетесь спать, мамочка Дитте сбегает к лавочнику и купит новую лампу, — сказала она. — А вам придется побыть одним в потемках.
Она не решилась оставить у детей огонь в комнате и погасила фонарь перед своим уходом. Ребятишки вообще побаивались оставаться одни в темноте. Но теперь спорить не приходилось.
У Дитте хранилось целых двадцать пять эре. Она получила эту монету когда-то в хорошие времена от бабушки и сберегла, несмотря на все соблазны. Сколько всего мечтала она приобрести себе на эти деньги, а теперь надо забыть об этом, чтобы избавить Кристиана от розог. Она присела перед стенкой, в щель которой была засунута монетка, и помедлила немного, прежде чем вынуть кирпичик. Тяжело было решиться! Поднявшись, она со всех ног кинулась бежать в лавку, словно боясь одуматься, раскаяться.
В лавке не нашлось лампы за такую цену. Дитте не предвидела этого; ей казалось, что за двадцать пять эре можно приобрести решительно все. Пораздумав, как же теперь быть, она купила за восемь скиллингов глиняный ночной горшок с ручкой, а на всю сдачу леденцов.
Когда Дитте вернулась домой, малыши уже спали. Она зажгла фонарь и принялась обрывать сухие листья с березовых веток, из которых надо было вязать веники. Как ни устала девочка за этот богатый событиями день, сидеть сложа руки она не могла. Однако сильный запах березы одурманил ее, и она уснула за работой. Так и застали ее родители.
Острый глаз Сэрине сразу приметил что-то неладное.
— Зачем ты зажгла фонарь? — спросила она, расстегивая пальто.
Пришлось Дитте все рассказать.
— Но я купила… — быстро добавила она.
— Лампу? Где же она? — Мать оглядела комнату.
— Нет… лампы за двадцать пять эре не нашлось. Но я вот что купила… — Дитте опустилась на колени и вытащила из-под кровати родителей свою покупку.
— Да ты прямо молодец! — весело сказал Ларc Петер, поднимая ее с полу. — Как раз этого нам всего больше и не хватало в доме.
Но Сэрине уже завладела посудиной. Разумеется, глупо швырять деньги на такую ерунду, но, раз покупка сделана, она во всяком случае пригодится на кухне. У Сэрине часто не хватало крынок. А что касается другой надобности, то все отлично могут по-прежнему ходить во двор.
— Маме, видишь ли, нужна миска для супа, — шепнул отец Дитте, когда Сэрине вышла с посудиной в кухню.
Но Дитте было не до смеху, — она по опыту знала, что мать не так-то скоро угомонится.
Через минуту Сэрине действительно стояла в дверях.
— А кто позволил тебе покупать в долг? — спросила она.
— Я купила на свои собственные деньги — тихо ответила Дитте.
— На собственные?.. — начался форменный допрос, которому конца не предвиделось.
Пришлось вмешаться Ларсу Петеру.
В комнате было холодно, и они рано легли спать. Дитте забыла протопить.
— У нее и без того были полны руки дела, — примиряюще сказал отец.
И Сэрине промолчала, — она была не из тех, кто ворчит, когда удается хотя бы немного сэкономить.