Дитя эпохи

Житинский Александр Николаевич

Амбал Яша сторожит аптеку, а Леша возглавляет фирму по торговле недвижимостью. Наши девушки все повыходили замуж, кроме Барабыкиной. А Тата родила дочку и развелась. Сейчас она пропагандирует «хербалайф».

Барабыкина вступила в партию Жириновского и организовала в институте первичную организацию, в которую входят семь человек, в том числе и престарелый уже Лисоцкий.

Дядя Федя давно на пенсии, но попивает с прежним воодушевлением. Главное, непонятно, где деньги берет. Впрочем, сейчас многое непонятно. Однажды встретил дядю Федю на толчке. Он занимался русским народным творчеством – торговлей с рук. Продавал стеклянных лебедей. Мы с ним выпили пива и повспоминали кое-что и кое-кого. Он, как всегда, не унывал ни капли и никого не ругал. По-моему, он Божий человек.

Паша Черемухин попрежнему работает в Большом доме, но стал еще демократичнее, если судить по его высказываниям в прессе. И чином постарше, чуть ли не полковник.

Старика Дарова давно уже нет в живых, а Валентин Эдуардович Севро руководит телекомпанией в Москве. Тоже демократ.

Зато Василий Фомич как был бескорыстным служителем

науки, так и остался. Он-таки изобрел вечный двигатель и производит небольшие партии своего изобретения для нужд сельского хозяйства. Его вечные двигатели стоят на мельницах и перемалывают зерно.

Генерал Михаил Ильич, как ни странно, жив и здоров. Возглавляет Совет ветеранов и борется с правительством. Его тоже часто показывают по телевизору в рядах непримиримой оппозиции. Участник всех путчей – прошлых и, должно быть, будущих.

Теперь настало время сказать о той, которая не имеет имени в этой книжке, а зовется просто «жена». Она навсегда осталась в моей прошлой жизни не только участницей всех историй, но и их первой читательницей. Поэтому эта книга посвящается ей, хотя она уже и не жена мне. Так случилось.

Я же давно забыл, что такое физика, потому что после поездки в Бризанию жизнь моя изобразила резкий зигзаг и выкинула такой фортель, которого никто не ожидал. И это для меня гораздо важнее, чем все общественные потрясения, потому что я предпочитаю оставаться частным, а не общественным лицом.

Может быть, я еще напишу об этом.