Дитя Феникса. Часть 1

Эрскин Барбара

Стражники принца надежно охраняли спальню Элейн. Камеристки принцессы Джоанны [1] , либо не последовавшие в заключение за своей госпожой, либо занятые в тот вечер, суетились возле детской, упаковывая огромные сундуки одеждой, постельным бельем и подарками. Ливелин не позволил Элейн даже попрощаться со своими верными слугами, но сделал все, что было в его силах, чтобы она уехала из Абера со свитой, подобающей принцессе и невесте.

Элейн в задумчивости сидела среди всей этой суеты, онемев от горя, не в силах поверить, какое несчастье постигло ее. Все

это случилось так неожиданно. Она не могла есть и всю ночь не сомкнула глаз от рыданий. Убежать на конюшню не было ни малейшего шанса: комнаты надежно охранялись. Возле нее тяжелым сном забылась Лунед, измотанная дневной суетой. Ей также предстояло ехать в Честер.

1

Незаконная дочь английского короля Иоанна Безземельного, с 1205 г. супруга принца Ливелина. – Здесь и далее прим. перев.

Элейн ощупью нашла подушку и крепко прижала ее к себе. В мыслях ее царило смятение. Она понимала, что ее супруг – мужчина, и, конечно, ему захочется обладать ею и сделать с ней то, что Уильям де Броуз сделал с ее матерью – тот самый Уильям, чье тело все еще висело за окном во тьме, став добычей воронья. Она вцепилась в подушку, почувствовав, как ее живот сжимается от нервных спазмов. Она могла бы спасти Уильяма. Могла бы спастись и сама. Элейн прикусила губу, плотнее втиснула свое маленькое, худенькое тело в перину и почти безотчетно сдвинула бедра.

Экипажи и повозки под охраной вооруженного эскорта растянулись почти на милю. Путь процессии лежал на северо-восток вдоль по прибрежной дороге через Конуэй и по старой римской дороге, ведущей к Сент-Азафу, затем через графство Афон – Клуид, и поворачивал на юг к долине Ди. Позади Элейн и Ронвен верхом ехали Сенидд и Лунед на своем Кади. Где-то поодаль один из рыцарей вел Непобедимого. Ливелин решил что этот жеребец – подходящий подарок для зятя.

Лицо Элейн было бледным и напряженным. Темные круги легли под ее глазами.

– Ты можешь вспомнить, какой он? – Она подъехала поближе к Ронвен, ее маленькие руки твердо лежали на позолоченных кожаных поводьях любимой буланой кобылы матери. Она вновь отправлялась в изгнание – жертва перемен в Абере. Ее охватил страх.

– Граф Хантингтон? – Ронвен была шокирована внезапным вопросом. – Он племянник великого графа Честера и наследный принц Шотландии. Вот все, что я знаю. Он будет встречать нас в замке Честер. – Она сжала губы. Как Эинион позволил этому случиться? Разве он не мог помешать этому, когда Элейн посвящали богам? – Ронвен устало закрыла глаза и поудобнее устроилась в седле.

Элейн подъехала на своей кобыле поближе к Ронвен, так что их лошади соприкоснулись гривами.

– А он… захочет ли он… – Вопрос застыл на ее губах. – Захочет ли он сразу сделать меня своей женой? – Она выпалила это с подавленным видом и увидела, как Ронвен нахмурилась в ответ.

– Он вправе, дорогая, исполнить свой супружеский долг. – Пожилой женщине стоило больших сил сохранить твердость голоса.

Элейн закрыла глаза. Вновь перед ее взором встал образ, неотступно преследовавший ее: тела, распластанные по постели, мужчина, лежащий между бедрами ее матери, все глубже погружавшийся в нее, и, наконец, его победный возглас.

– А это очень больно? – прошептала

она. Она потянулась, чтобы взять руку Ронвен в свою – это успокоило бы ее. Но вместо этого Элейн запустила пальцы в шелковистую гриву своего коня. С Изабеллой они тоже нередко шептались и хихикали об этой стороне своих отношений с мужьями, так же как и с Лунед. В том многолюдном, не стесненном условностями сообществе, где им суждено было жить, они с малых лет узнавали, что есть что. Они слишком часто видели мужчин под деревьями, за стеной замка, но всегда одетых и со щитами. Никогда прежде Элейн не видела, как обнаженные мужчина и женщина соединялись с такой откровенной страстью. Никогда прежде на ее глазах женщина не выгибалась и не прижималась к мужчине, она не видела, как та царапает ногтями его спину, не слышала дикого победного вопля, какой издал сэр Уильям той роковой ночью. Теперь в ее воображении эта картина навечно соединилась с видением мужчины с петлей на шее, мужчины, чье тело после резкого толчка криво взмыло вверх и весь день качалось на виселице над болотом близ Абера.

– Милая, это, конечно, не больно, – с кривой усмешкой промолвила Ронвен, силясь скрыть собственные страх, ужас и отчаяние: отчаяние, которое прошлой ночью едва не подтолкнуло ее задушить спящую Элейн мягкой подушкой, чтобы она умерла во сне, но не подчинилась своей ужасной участи. Но Ронвен не смогла сделать это. Даже ради того, чтобы спасти Элейн от брака. Ронвен медленно покачала головой. – Я никогда не была с мужчиной, но не думаю, что это больно, иначе люди не занимались бы этим так много.

– Я думаю, что это нравится только мужчинам, – тихо ответила Элейн и вновь подумала об острых ногтях матери на спине мужчины.

Отъехав довольно далеко, они увидели большой красный замок Честер, возвышающийся за крутым поворотом реки, а за ним город, сгрудившийся вокруг аббатства Святого Вербурга. Через несколько часов ей предстояло впервые встретиться с мужем – впервые после их бракосочетания, когда она была еще грудным младенцем, а он – шестнадцатилетним юношей.

II

Замок Честер. Май 1230

Джон Скотт, граф Хантингтон, гостил у своего дяди Ранульфа, графа Честера, когда пришла весть об аресте сэра Уильяма де Броуза. Двое мужчин мрачно обсудили ситуацию, но, как и все англичане, согласились, что смертный приговор, вынесенный Ливелином, оправдан и что не могло идти речи о возобновлении войны с Англией.

Более удивительной была новость, которая пришла лишь через несколько дней, будто принц Гвинеди собирался устроить брак своего официального наследника Даффида с дочерью сэра Уильяма Изабеллой.

– Наш сосед Ливелин реалист. – Ранульф дотянулся до кубка и отпил из него вина. Это был небольшого роста коренастый мужчина, около семидесяти лет от роду. Даже сейчас, разбирая присланные ему письма, он был одет в костюм для верховой езды; перчатки и меч лежали рядом с ним на сундуке. – Он хочет сохранить союз.

– И девочка, несомненно, станет наследницей по крайней мере четверти всех поместий де Броуза, – вяло промолвил Джон. В свои двадцать пять он представлял собой полную противоположность своему дяде. Он был высок и болезненно худ, его красивое лицо было измученным и бледным от болезни, терзавшей его прошлой зимой. Даже в эти теплые, ласковые дни он кутался в меховую накидку.