Дитя из слоновой кости
Шрифт:
– Через неделю вы уже не застали бы меня, – заметил я, пожимая им руки.
Мы вошли в дом.
– Как раз время завтракать, – продолжал я, – и, к счастью, у меня есть хорошая треска и нога дикой козы. Еще два прибора, бой! [9]
– Пожалуйста, один, сэр. Я позавтракаю потом, – смущенно сказал Сэвэдж.
– Ну, эти церемонии в Африке придется оставить, – пробормотал я, однако больше не настаивал. Для Ханса и нескольких других туземцев, глядевших на нас в открытое окно, вид важного мажордома, почтительно стоявшего за нашими креслами и разливавшего простой джин с таким видом, будто это было тонкое дорогое вино, было интересным зрелищем.
9
Так
Покончив с завтраком, мы вышли на веранду покурить, оставив Сэвэджа завтракать в одиночестве.
После завтрака Сэвэдж был послан на таможню за вещами, и мы с лордом Рэгноллом остались вдвоем.
– Скажите, что привело вас в Африку? – спросил я.
– Несчастье, – ответил лорд Рэгнолл.
– Неужели ваша жена умерла?
– Не знаю. Во всяком случае, она потеряна для меня.
– Один раз это чуть не произошло.
– Да, когда вы спасли ее. О, если бы вы были с нами, Кватермэн! Тогда, быть может, ничего не случилось бы. Восемнадцать месяцев мы жили счастливо. У нас был прелестный ребенок. Часто жена говорила, что наше большое счастье даже пугает ее. Однажды, когда я охотился, она собралась навестить недавно обвенчавшихся Скрупов. Отправилась она без кучера в маленькой коляске, запряженной пони, взяв с собой кормилицу с ребенком. Лошадь была смирная, как овца. Проезжая местечко, лежавшее вблизи Рэгнолл-Кэстла, они встретили бродячий зверинец, переезжавший на новое место. Впереди зверинца шел огромный слон, который, как я узнал впоследствии, был дурного нрава и не терпел, когда ему ехали навстречу. Вид коляски или, быть может, красной мантии моей жены, привел животное в ярость; оно подняло хобот и громко затрубило. Испуганная лошадь шарахнулась в сторону, но коляску не опрокинуло и не причинило никому вреда. Тогда, – тут лорд Рэгнолл сделал паузу, – дьявол в образе этого слона протянул свой хобот, выхватил ребенка из рук кормилицы и бросил его высоко в воздух. Потом торжествующе затрубил и продолжил свой путь, не причинив ни моей жене, ни кормилице никакого вреда. За городом он взбесился и был застрелен.
– Какой ужас, – прошептал я.
– Дальше последовало еще худшее. Утрата ребенка так потрясла мою жену, что она потеряла рассудок. Целыми часами она сидела, улыбаясь и перебирая красные камни, подаренные ей Харутом и Марутом. По временам она обращалась к ребенку, словно он находился возле нее. Ах, Кватермэн! Как тяжело было на нее смотреть! Я делал все, что мог. Ее лечили лучшие врачи Англии, но бесполезно. Оставалась только надежда на то, что болезнь пройдет так же внезапно, как и появилась. Врачи говорили, что перемена места может оказать на нее хорошее влияние и, в частности, указывали на Египет.
Однажды утром жена спросила меня:
– Джордж! Когда же мы поедем в Египет? Едем поскорее!
Эти слова внушили надежду врачам, и они убедили меня не перечить ей. Мы отправились в Египет в сопровождении леди Лонгдэн. В Каире я нанял большой пароход с отборным экипажем и под охраной четырех солдат мы отправились вверх по Нилу. В течение месяца к своей великой радости я заметил, что у жены постепенно стали появляться признаки прояснения рассудка. Она проявляла большой интерес к древней скульптуре и храмам, о которых много читала, когда была здоровой. Однажды, за несколько дней до катастрофы, она указала мне на изображение Изиды и Горуса и сказала:
– Посмотри, Джордж, вот святая мать и святое дитя, – и поклонилась ему.
За день до катастрофы моя жена была странно спокойна. Она все время сидела на палубе, любуясь стоявшим на берегу храмом, высеченным в скале, со статуями, словно охранявшими его. Потом она долго смотрела на расстилавшуюся перед ее глазами пустыню, по которой на верблюдах двигались арабы.
Послушав пение суданских певцов, мы отправились спать раньше обыкновенного, так как в этот вечер не было луны. Жена жила со своей матерью в большой каюте на корме. Моя каюта была рядом с ними по одну сторону, а по другую находилась каюта сиделки. Экипаж и стража помещались на носу. С парохода на берег была перекинута сходня, на которой стоял часовой. Ночью задул шамсин [10] , но я не слышал его, заснув весьма крепко, как и все остальные, включая, вероятно, и часового. На рассвете
10
Ветер; то же, что и самум в Сахаре.
– Вы говорите, что в эту ночь дул ветер? Я полагаю, что он легко мог уничтожить все следы на песчаном берегу, – заметил я.
– Что вы хотите этим сказать? – спросил лорд Рэгнолл.
– У меня нет оснований утверждать что-либо, но мне кажется, что ваша жена не утонула и жива сейчас.
– Но где она?
– Об этом надо спросить наших старых знакомых, Харута и Марута, – ответил я.
– Вы думаете, что она похищена этими негодяями?
– Мне кажется, что это так, хотя «негодяи» – слишком сильное выражение. Наверное, они честные люди. Не забывайте, что они служат своему богу, да еще такому, которому угрожает другой бог.
Тут я рассказал лорду Рэгноллу обо всем, что слышал Ханс от старой женщины в Беза, столице мазиту. Он слушал меня с глубочайшим интересом.
– Это удивительная история, – заметил он, когда я окончил свой рассказ. – Но не обратили ли вы внимание на то, что наш ребенок погиб из-за слона?
– Да, это странное совпадение сильно поразило меня, – ответил я, но не желая больше говорить об этом ужасном случае, я попросил лорда Рэгнолла продолжить свой рассказ.
– Рассказ мой близится к концу, – сказал лорд Рэгнолл. – Утрата сначала ребенка, потом жены, которая была для меня всем, сильно потрясла меня. Жизнь потеряла всякий смысл. Вскоре по возвращении в Англию я решил покончить с собой. Я уже написал необходимые письма и приготовил пистолет, как вдруг блеснула искра надежды… Я позвал Сэвэджа и приказал ему взять места на нервом почтовом пароходе, отходящем в Африку, затем приобрел у оружейников большой запас различного оружия – и вот мы здесь.
– Да, – задумчиво повторил я, – вы здесь. И с вами запас снаряжения, которого, пожалуй, хватит на целый полк, – прибавил я, указывая на огромную телегу, доверху наполненную багажом, и целую толпу носильщиков-кафров с отдельными тюками, которые под предводительством Сэвэджа остановились у ворот моего дома.
VIII. ОТЪЕЗД
Вечером, когда багаж был разобран и заперт в небольшом сарае, мы с лордом Рэгноллом продолжили наш разговор. Перед этим мы распаковали часть оружия – превосходный набор дорогих охотничьих ружей всех видов, годных для охоты на слонов включительно. Вид их, расставленных вдоль стен моей гостиной, привел старого Ханса в большой восторг. Он долго рассматривал их, поглаживая рукой и давая каждому из них особое название, как будто это были живые существа.
– С таким оружием, – говорил он, – баас может убить самого дьявола. Пусть баас поставит к ним Интомби, – прибавил он.
«Интомби» было мое старое любимое ружье, почти игрушечное по размерам, однако не раз в прошлом хорошо мне послужившее. Я перевел эти слова лорду Рэгноллу. Он расхохотался, чему я был весьма рад, так как давно не видел его даже улыбающимся.
Также в дополнение к охотничьему оружию в багаже было не менее пятидесяти военных крупнокалиберных винтовок системы Снайдерса с большим запасом патронов.
Лорду Рэгноллу едва удалось добиться их провоза через таможню.
В этот вечер я перед сном рассказал лорду Рэгноллу о своем злосчастном председательстве в золотопромышленной компании «Доброго доверия» и ее печальном конце.
– Вы – величайший в мире стрелок, охотник и исследователь, – заметил лорд, – но что касается таких дел, как коммерция… Однако я до известной степени благодарен этому мошеннику Джэкобу.
Затем он задал мне ряд вопросов, касавшихся этого дела, и сделал несколько заметок в своей записной книжке. Последнее мне показалось несколько странным, но я ничего не сказал.