Дитя короля
Шрифт:
Почти не касаюсь, а лишь провожу поверху, но Дара тяжело стонет и снова выгибается в спине.
— Немного еще, — шепчу, прижимая губы к ее горячей щеке, — потерпи, я рядом.
Ресницы вздрагивают, но девушка не открывает глаз, хотя по сиплому дыханию, я понимаю, что она давно проснулась.
Дара лежит возле меня, как камень, и беззвучно плачет. Слезы ползут по щекам и падают на белоснежную ткань постели. От боли или унижения, мне сложно судить, но вся ситуация до того мучает меня, что я сам еле держусь.
Отстраняюсь на несколько секунд, чтобы прийти в себя. Месс бы
Когда дыхание выравнивается, я снова поворачиваюсь к Даре. Она же притворяется спящей и сильно стискивает зубы.
Настраиваю лекарское зрение и, внимательно рассматривая ее живот, нахожу малыша. Пульс бьется быстро, ровно, перекликается с глухими ударами сердца женщины.
У нас будет время, чтобы стать ближе, главное, чтобы Ялмез принял девушку во время инициации. Я молча поднимаюсь, подхватываю халат со стула и, набросив его на плечи, ухожу из спальни. Только в коридоре прижимаюсь плечом к стене и рву беспомощно волосы, чтобы не заорать от отчаяния. Если Дара меня не полюбит, я пойму.
Глава 9. Дара
Мягкий хлопок двери заставляет меня дрогнуть и открыть глаза.
Ушел. Встал и ушел. Я чувствовала, как мужчина нес меня на кровать, как поглаживал невесомо, словно изучал, как тихо лежал рядом и хрипло дышал. Я притворялась, что сплю, потому что не хотела смотреть ему в лицо. Я не хочу вспоминать о прошлом, не хочу видеть эти знакомые глаза зверя. Это невыносимо.
Чем Эмилиан лучше Марьяна? Тем, что вызывает во мне бурлящие неизведанные ощущения? Или тем, что берет свое, несмотря на то, что я против? Не спрашивая. Он даже ребенка сделал без моего согласия. Разве это честно? Я ведь его не знаю, впервые вижу истинный облик, и то, что между нами случилось — унизительно. Я — будто нужный сосуд для наследника, и теперь ярое желания Марьяна, получить сына, мне кажется логичным и понятным. Ведь если они — братья, значит, преследуют одну и ту же цель не просто так. Зачем и почему именно я — не знаю, но выясню. Не хочу обольщаться и верить, что Эмилиан — хороший мужчина. Я десять лет назад уже поверила в нормальность Егорова и вышла за него замуж. С Эмилианом так не будет, и кровь в жилах, что сейчас похожа на кислоту, добавляет мне странной силы противостоять.
Я лежу очень долго, как тополь, который срезали под корень — все еще жива, но в венах, как лед, замер кровоток. Не чувствую облегчения и избавления от ужаса, от жестокого обращения мужа, от избиений и насилия. Я просто из одной тюрьмы переместилась в другую.
Глядя в потолок и глотая горькие слезы, перебираю в голове чужие мысли, слышу незнакомые голоса, изучаю историю мира Ялмез, что слайдами, навязчивыми образами вбивается в мой мозг. Резко и стремительно, до тошноты в горле и ломоты в теле.
Со мной творится что-то невероятное, будто в висок вживили имплант, и он выдает нужную информацию, стоит только задать вопрос.
Где я? На планете Ялмез. Население — пять миллиардов жителей, среди них: люди, орки,
Что такое Мемфрис? Страна людей, король — Эмилиан Авионн, сын покойного правителя Закрия Авионна.
Кто такой Марьян Егоров? Но здесь на мой вопрос в волшебном блоке знаний ничего не откликается — только старые воспоминания моей жизни врезаются в виски, чтобы снова меня сломать. Нет, не позволю. Хватит. Откуда у меня силы сейчас противостоять — не знаю, я будто на адреналине, а в пальцах бесконечно пульсирует жаркий ток. Уверена, что смогла бы снова оттолкнуть обидчика и разбить ему голову о стену. Почему я не могла так же сопротивляться мужу? Почему столько лет терпела?
И после еще нескольких сотен новых картинок и слов, я признаю, что попала в другой мир, где есть магия, другие расы и своя история, и она сильно отличается от земной. Язык на планете один, за исключением эльфов — они пользуются еще найчери и могут частично понимать животных и птиц. Ялмезские слова, фразы и предложения раскатываются на языке, как карамель с перцем — приятно, но пикантно щиплют.
От наплыва эмоций и странных не моих воспоминаний меня жутко мотает по кровати, бросает в пот и дерет горло. А еще все тело, будто опущено в сладкую крапиву. Так не бывает, я знаю, но ощущение покалывания внизу живота и между ног заставляют меня сминать простынь и сцеплять зубы. Что со мной происходит?
Отворачиваю ткань и провожу рукой по накаленному до предела месту. За пальцами тянутся зеленовато-лимонные веточки, будто неоновые полоски на витрине. Они, кажется, вросли под кожу. Мне приходится приподняться, чтобы убедиться, что не брежу. Так и есть: алый цветок, как пион, отпечатался на животе, а к треугольнику, что сейчас стал невыносимо чувствительным, спустились перекрученные лозы с пульсирующими точками. И вверх, на грудь, заползли витые узоры с мелкими тычинками. Они необычно ярко горят, будто я — елка увешанная гирляндами.
Тру пальцами рисунки, даже смачиваю слюной, чтобы стереть. Что за ерунду мне нанесли на кожу, пока я была в обмороке? Но оно не смывается, а от поглаживания сильнее начинает пульсировать и будто заползает в меня, внутрь, заставляя со стоном откинуться на подушку. Жар запускает щупальца глубже-глубже-глубже и вбивает в голову невыносимое желание видеть Эмилиана. Что это такое?
В коридоре слышатся глухие, но ровные шаги. От страха и стыда подтягиваю к себе одеяло и накрываюсь с головой. Дверь мягко открывается, и в комнату, шурша одеждой, кто-то заходит.
Только бы не король, не хочу его видеть…
— Хашия Дарайна, добро пожаловать в Мемфрис, — говорит тихий мужской голос. — Ялмез готов принять вас.
Я медленно выглядываю из укрытия, все еще до ужаса сжимая одеяло пальцами. Почему он меня так странно назвал?
Хашия — значит, человек. Есть еще рин — эльф, грой — орк, сэй — дракон. Но почему имя так вытянул и исказил?
Беловолосый старик в темно-синем халате, расшитом золотыми узорами и точками, проводит по высокому лбу растопыренной ладонью (знак уважения — подсказывает мне чудо-имплант) и склоняет передо мной голову. И так застывает на долгие секунды.