Дитя Меконга

Сереброва Алена

— Бука, — смеётся третий, откидываясь на спинку диванчика, и Синг приходит на помощь, пытаясь сгладить образовавшиеся углы:

— Итак, позвольте представить…

* * *

Тонг выдерживает около получаса и то лишь потому, что выступающая в баре группа действительно оказывается хорошей. Однако этого слишком мало, чтобы удержать его дольше. Слишком уж часто на столе появляются новые бутылки, а предложения выпить хоть стаканчик пива становятся всё более настойчивые.

Он сбегает в начале очередной

песни, предупредив, что отойдёт, но… больше не возвращаясь.

На улицу Тонг выбирается под аккомпанемент приятного голоса поющего о любви то ли к семье, то ли к девушке, разобрать по обрывку песни не получается даже если постараться. А он не старается.

Стоит переступить порог бара и оказаться на улице, как сухой и прохладный воздух сменяется тёплой влажностью. Сезон дождей ещё не закончился и погода продолжает развлекаться, выжимая тучи над городом. Сейчас, впрочем, тот лишь моросит, больше походя на водяную пыль, чем на настоящий дождь. Что к лучшему, потому что зонт Тонг не взял. Он вообще ничего не взял, кроме кошелька и ключ-карты.

«Не стоило слушать Синга и оставлять скутер дома… — завернув за угол, Тонг выбирается на другую улицу и оглядывается, прикидывая в какую сторону идти. — Или может всё-таки вызвать такси и ехать домой?..»

Оседающие на экране мобильника капли мороси вспыхивают всеми цветами радуги и Тонг протирает его ладонью, прежде чем написать Сингу короткое: «Я ушёл» и всё-таки открыть приложение такси.

«Вызывать или пройтись?»

Тонг задирает голову к тёмному небу с низко нависшими тучами. Их вид будто намекает, что дождь снова разойдётся, пополнив лужи на дороге новой порцией воды. Однако пока на улице вполне комфортно.

«Потом» — всё-таки решает Тонг, пряча мобильник в карман тонких чёрных брюк и оборачиваясь в сторону более оживленной улицы. После шумного бара, ему хочется тишины. Такой, например, что даёт ему сейчас эта улица. Тем более что людей на ней не оказывается.

Почти.

Тонг и сам не понимает, что привлекает его внимание: звук ли, или и вовсе какое-то внутреннее чувство… Что бы это ни было, но оно заставляет его обернуться. И замереть.

Высокую худую фигуру в светлом невозможно не заметить. В свете фонаря она будто светится, ещё больше притягивая взгляд. Брюки, рубашка…

Человек в светлом оглядывается на бегу, привлекая внимание Тонга ко второй фигуре: тёмной, гибкой. Игра света и тени то странно вытягивает её, делая неимоверно высокой, то ломает, будто и не человек это вовсе, а нечто пластично-текучее, потустороннее.

Холодок скользит по спине и перехватывает горло. Что-то знакомое чудится в этой тёмной фигуре, что-то такое, отчего ноги наливаются свинцом и сдвинуться с места становится невозможным.

Преследователь ускоряется и тени на стенах начинают вести себя ещё более неправильно.

«Уходи, давай же, уходи! — требует что-то внутри. — Отступи поглубже в тень».

Болезненный вскрик бьёт по нервам

разрядом тока и Тонг оборачивается, чтобы увидеть падение фигуры в светлом. Свет ближайшего фонаря и ракурс позволяют рассмотреть лицо человека, и Тонг с удивлением узнаёт в нём Нока.

Попытка подняться проваливается и Нок, схватившись за лодыжку, болезненно морщится.

«Подвернул?» — вспыхивает в голове мысль и тут же опадает дождевым крошевом, стоит лишь бросить взгляд на преследователя. В чёрной руке в свете фонаря что-то ярко вспыхивает. Сознание Тонга цепенеет, тогда как тело наоборот приходит в движение. Оно оказывается быстрее мыслей.

Тонг срывается с места. Туда, где, будто оцепенев, замерла на дороге фигура Нока, превратившегося из взрослого человека в мальчишку: испуганного и будто обречённого.

Вспышка боли пронзает голову, а следом и колено, когда Тонг неудачно на него приземляется, чисто инстинктивно прикрывая светлую фигуру собой.

Приобняв Нока за окаменевшие плечи, Тонг притягивает его ближе в защитном жесте.

«Нет!» — вспыхивает в голове отчаянный крик, когда он видит, что именно несётся в их сторону.

От одного взгляда на переливающееся в свете фонарей, будто вода, тонкое лезвие в солнечном сплетении Тонга вспыхивает боль: острая и вместе с тем удушающая.

«Не снова!»

Тонг понятия не имеет, откуда у него в голове появляется эта мысль, так же как не понимает, зачем выставляет руку навстречу опасности.

Сердце грохочет в груди, заглушая все звуки. Будто в замедленной съёмке Тонг видит, как, едва долетая до них, острое лезвие рассыпается на осколки. Вспыхивает, обжигая болью, кольцо на пальце, а взгляду Тонга предстаёт отливающая золотом прозрачная преграда. Она куполом накрывает их, не позволяя коснуться кожи даже осколкам. Те истаивают в воздухе, будто соприкоснувшиеся с горячей поверхностью капли дождя.

Тонг встречается с взглядом преследователя и на мгновение ему кажется, что глаза того вспыхивают зелёными огнями. А потом незнакомец отступает в тень и будто растворяется в ней.

Сколько бы Тонг не высматривал фигуру в тёмном, обнаружить её больше не удаётся.

— Кхун? — зовёт он, наконец-то отпуская чужие плечи и оборачиваясь. Вот только Нок не реагирует, будто и не слышит вовсе его голоса.

— Кхун Нок? — снова зовёт Тонг, заглядывая в бледное лицо.

Зажмуренные глаза, прикушенная губа…

— Пи? — Тонг пробует позвать по-другому. Быть может, хоть так тот отзовётся. Пусть даже и для того, чтобы проявить недовольство. — Всё в порядке, Пи. Посмотрите на меня.

Ноль реакции. Нок, кажется, даже не дышит, будто обратился в камень.

Что-то дёргает внутри, царапает, требуя действовать. Подчиняясь какому-то внутреннему голосу, Тонг приближается, успокаивающе касаясь ладонью каменного плеча, и лишь затем нарушает опустившуюся на них тишину:

— Нонг Нок, открой глаза. Всё хорошо.