Дитя Реки. Корабль Древних. Звездный Оракул

Макоули Пол Дж.

— Ну как же! Это квартал, расположенный между рекой и Дворцом Человеческой Памяти.

— Думаю, надо пойти и найти Тамору. Где моя одежда?

— Брюки под матрацем, чтобы не мялись. Одну твою рубашку я как раз чиню, а вторая в ранце. Господин, тебе надо поесть, а потом отдохнуть.

— Полагаю, сейчас не время, — сказал Йама и показал Пандарасу арбалетную стрелу.

Хозяйка обратилась к Йаме и Пандарасу, когда они проталкивались через переполненный зал трактира. Это была полная женщина с темной кожей и широкой улыбкой, ее длинные, блестящие

от жира волосы сплетались в тяжелую толстую косу. Она беспрестанно потела в своем красном с золотом саронге. Постоянно обмахиваясь пухлой ладонью, женщина сообщила, что для них есть записка.

— Сейчас отыщу, — говорила она, роясь в ящике своей конторки. — Потерпите минуточку, господа. Такой хлопотливый день! А, вот она! Подождите, сейчас.

Йама взял в руки кусок плотной бумаги. Он был свернут вчетверо, сложен конвертом и запечатан каплей воска. Йама все вертел и вертел его в руках, а потом спросил Пандараса:

— Умеет Тамора читать и писать?

— К контракту она прикладывала палец, догадываюсь, что она читает не лучше меня, то есть никак.

Хозяйка попыталась помочь:

— Тут на каждом углу писцы. Это печать одного из них.

— А какого?

— Их так много. Позову-ка я лучше одного из мальчишек… — Хозяйка промокнула вспотевший лоб куском желтой ткани, надушенной мятным маслом. Глаза ее были подведены синей краской и золотыми тенями, а брови изогнуты в длинные заостренные дуги и закреплены воском. Создавалось впечатление, что на лицо ей села крупная бабочка. Она добавила: — Но только когда разойдется народ. Сегодня ведь праздник.

— Я видел, как ехала повозка, — сказал Йама.

— Повозка? А, оракул! Нет-нет, он не имеет отношения к празднику. Его носят туда-сюда каждый день, конечно, кроме престольных праздников, когда его выставляют у Великой Реки. Но с тех пор прошло уже сто дней, да и праздник тогда бывает небольшой, местный. А сегодня люди собрались со всего Иза, и те, кто живет ниже по реке, тоже приехали. У нас самая запарка. Конечно, теперь гостей меньше. Многие не решаются ехать из-за войны. Потому-то я и нашла для вас комнату.

— Она переселила двух паломников в конюшни и берет с нас в два раза больше, чем платили они, — проворчал Пандарас.

— Зато они теперь платят меньше, чем раньше, — парировала хозяйка, — так что получается то же самое. Надеюсь, в записке добрые известия. Комната останется за вами сколько надо. — Хотя она и утверждала, что страшно занята, но все равно не могла отказать себе в удовольствии сунуть нос в чужие дела.

Йама поднял свернутую записку и спросил:

— Кто ее принес?

— Я не видела. Мне ее отдал один из мальчишек. Я могу его поискать. Думаю, что найду, хотя сегодня такая кутерьма…

— Из-за праздника, — закончил Йама и сорвал с письма печать.

Записка оказалась короткой, буквы выписаны аккуратно, с решительным и твердым нажимом и тонкими волосяными линиями. Скорее всего ее выполнил один из писцов, если, конечно, Тамора не провела за изучением каллиграфии столько же лет, сколько сам Йама.

Я

ушла по делу. Человек, который тебе нужен, находится в Храме Черного Колодца.

Пандарас спросил:

— Что там написано?

Йама прочел записку Пандарасу, а хозяйка заметила:

— Это недалеко отсюда. Идите по переулку слева от трактира и попадете прямо к Дворцу. Если вы подождете, я могу послать с вами мальчишку…

Но Йама и Пандарас уже проталкивались через переполненную комнату к раскрытой двери и лежащему за ней солнечному проспекту.

Узкие улочки за трактиром были прохладнее и тише, чем проспект. Древняя брусчатка лежала на них косыми рядами, в канаве играли голые дети. Двухэтажные дома имели плоские крыши и маленькие, закрытые ставнями окна, а покрытые толстой желтой или оранжевой штукатуркой стены крошились и во многих местах были залатаны. В большинстве домов на первых этажах располагались лавки, двери которых выходили прямо на улицу. Там торговали изделиями религиозного назначения; Йама и Пандарас шли вдоль бесконечных витрин, но все магазины казались закрытыми.

Йама подумал, что это место выглядит подозрительно и даже зловеще. Когда они проходили мимо, люди бросали свои дела и смотрели им вслед. Но Йаме понравилась сложная география этих кварталов: узенькая улочка могла внезапно привести к прекрасной площади с белым, играющим серебряными струями фонтаном. Ему нравились маленькие местные оракулы, помещенные в стены домов, увядающие венки и пирамидки пепла перед мутным овалом черного стекла, слабо имитирующим темную прозрачность настоящих оракулов.

Купола, шпили и башни храмов и святилищ возвышались среди моря плоских крыш обычных домов, как корабли, врубающиеся в крошево льда застывших пустынь за сотни лиг отсюда, в верховьях Великой Реки. А за всеми этими домами, храмами и святилищами темнела громада Дворца Человеческой Памяти, террасами поднимающаяся к своему далекому пику, за которым горело багряное небо, окрашенное заходящим солнцем.

Пандарас объяснил, что эта часть города занята всем, что связано с поклонением Хранителям, а кроме того, здесь располагается городское управление Иза. Департаменты Гражданских Служб, вытесненные из внутренних покоев Дворца Человеческой Памяти, занимают небольшие здания в его округе. Здесь процветали тысячи культов, одни открыто, другие в потаенных подземных палатах.

— Ночью эти места небезопасны для чужаков, — сказал Пандарас.

— У меня есть нож, а у тебя — финка.

— Надо было тебе надеть латы. Мы забрали их с Речного Рынка. Они обрезаны по размеру и отполированы, как новые.

Йама их уже видел, когда вынимал из ранца рубашку. Он возразил:

— Они бы привлекали внимание. Вдруг они кому-нибудь слишком понравятся? Люди и сейчас на нас так пялятся, как будто мы — целая праздничная процессия.

— Они могут захотеть получить нашу кровь или наши мозги, чтобы засунуть их живьем в бутыль, как у звездного матроса. Йама рассмеялся от этих мрачных фантазий.