Дитя среди чужих
Шрифт:
«Если он не сядет куда-то, все будет в порядке»,– подумал Дэйв, когда случайно поднял взгляд и увидел открытый V-образный проем темно-синего неба между двумя зелеными спиралями елей.
Именно в этот момент он увидел длинную волнистую полосу серого дыма, прорезающую вертикальную трещину в чистой синеве, похожую на след от кончика самой большой в мире сигареты.
– Сали! – кричит он так громко, что один из ближайших агентов поворачивает голову и хмуро на него смотрит.
Дэйв знает, что они близки. Они шли по лесу почти час, и им было дано указание вести себя очень тихо на последней четверти мили, как будто даже хруст
– Дэйв, ну вы чего… – начинает Сали, затем видит пораженное лицо Дэйва и вытянутую руку, указательный палец направлен вверх.
Сали смотрит на небо, на дым и нажимает черную кнопку, прикрепленную к тонкой проволоке у него на горле. Все члены команды оснащены одинаковыми наушниками и радиоприемниками с микрофонами для обеспечения бесшумной связи, и Сали была предоставлена редкая привилегия принять такое же оборудование, хотя он и может связаться только с Паркером, которого, в свою очередь, обеспечили каналами к Сали, командиру спецназа и всем членам команды.
– Паркер, вы видите дым с севера? – спрашивает Сали и отпускает кнопку.
Дэйв внимательно наблюдает за выражением лица Сали, словно в нем могут отражаться слова Паркера. Сали чувствует это и смотрит на Дэйва, колеблется, затем кивает. Он нажимает кнопку еще раз, чтобы быстро ответить:
– Вас понял,– а затем: – Дэйв… не психуйте.
Кровь Дэйва застывает в жилах, но он ждет, пока Сали продолжит.
– Дом у них в поле зрения, и они выдвигаются на позиции по периметру. Это… – Сали колеблется, затем продолжает деловитым, лишенным эмоций тоном.– Дэйв, там пожар. Дом горит.
Дэйв пристально смотрит в глаза Сали, и его глаза будто загораются следом.
– Дэйв,– начинает Сали.
Дэйв рассеянно похлопывает по черному бронежилету, пристегнутому к груди Сали, поворачивается в направлении растущего столба дыма и, не потрудившись ответить или спросить разрешения, срывается на бег.
11
Лиам дважды пытался вытащить топор из живота. Один раз после того, как услышал первый выстрел изнутри дома, и еще раз, когда увидел черный дым, просачивающийся сквозь швы обшивки и разбитые окна. Но боль слишком сильна, а он слишком ослаб. Простой хват на ручке потребовал больше усилий, чем оставалось в его умирающем теле. Сдвинув топор – хоть и на сантиметр,– он почувствовал, как горячие змеи боли пронзили его живот, спину, грудь и ноги. Пытаться протащить свое тело к дому – будто он мог каким-то образом проползти двадцать ярдов, подняться по крыльцу и пройти через закрытую входную дверь с торчащей из его живота рукояткой топора и помочь мальчику – просто-напросто смехотворно. Кроме того, Лиам не справился. Он преодолел всего три фута, пот стекает с него рекой, словно все его молекулы распадаются на воду, подготавливая душу к тому, чтобы просочиться сквозь почву и утечь в ад.
Поэтому мужчина лежит так неподвижно, как только может, смотрит в голубое небо, вдыхает и выдыхает, медленно и ровно, истекая кровью на траву, ожидая смерти.
Когда он слышит взрыв, он кажется приглушенным, но сильным. Мужчина даже улавливает сотрясение, более осязаемое, чем звук. Он понимает, что в какой-то момент потерял сознание, и когда снова открывает глаза, это все равно что смотреть сквозь тонкую вуаль, которую кто-то осторожно накинул на его лицо, как саван смерти. Он поворачивает голову в сторону дома, желая видеть ясно. Дым поднимается вверх большими серыми
Лиам сосредотачивается на открытом, выбитом окне комнаты, которая была тюрьмой Генри и видит, как струйки густого дыма вьются из-под подоконника и тянутся к небу, где рассеиваются и скручиваются в мягкие, невидимые потоки воздуха, но достаточно сильные, чтобы стянуть толстые серые волны в прозрачные ленты и унести прочь.
Пока Лиам смотрит, раздается громкое тресь, будто дом раскололся пополам.
Длинная темная фигура проскакивает сквозь сгущающееся облако, которое заволакивает окно Генри, прежде чем приземлиться с громким стуком на горящую крышу.
Лиаму требуется несколько сбивчивых мгновений, чтобы понять, на что он смотрит.
Тощее, но мощное на вид черное существо ростом с человека укачивает Генри на руках, которых у него, похоже, в избытке. Мужчина насчитывает четыре, обернутые вокруг мальчика, и две в качестве ног, согнутые как бы в коленях, готовые к следующему прыжку.
Лиам на мгновение отвлекается, когда входная дверь дома распахивается, и столб пламени врывается на крыльцо, как огненный бык, прежде чем начать пожирать краску и дерево обугленного фасада. Резкое движение возвращает его внимание к существу, которое скользит по воздуху, все еще держа Генри на руках и направляясь прямо к мужчине.
Тварь приземляется на три конечности, но Генри, чьи веки полуприкрыты, удерживается в крепкой хватке. Лиам замечает, что Генри обнажен по пояс и весь в саже. Его пальцы, свисающие между двумя гладкими конечностями твари, покрыты волдырями. Он кашляет – явно живой. Лиам думает, что это то самое существо, которое они называли матерью, но не уверен.
Оно выше, тоньше, и у него на стало две руки больше, чем когда оно ползало по поверхности теперь уже пылающего дома. Гибкий, округлый панцирь, покрывающий части тела, пропал, обнажив тело столь же неприятное, сколь и пугающее. Лиаму кажется, что он смотрит на монстра семи футов ростом с шестью руками и черной кожей, сильного, как лысая горилла.
Но глаза все те же, это уж точно. Те ужасные, безбожные глаза.
Мать осторожно опускает Генри на землю всего в нескольких дюймах от Лиама. Генри шевелится, и его глаза открываются. Он снова кашляет, поворачивает голову и смотрит в измученное, забрызганное кровью лицо Лиама. Генри вздрагивает при виде этого зрелища, что вызывает легкую улыбку на бледных губах Лиама.
– Привет, малыш,– хрипит он.
Генри снова обращает свое внимание на мать, пытается сесть. Она несется к нему на всех восьми конечностях, как паук, пытающийся схватить муху, попавшую в липкую паутину, с такой скоростью и агрессией, что мальчик испуганно отшатывается.
Странные звуки вырываются из ее рта – пронзительный, отчаянный вой, смешанный с быстрым, гортанным щелканьем, которое, по мнению Лиама, исходит из глубины ее горла. Одна клешня поднимается с земли и прижимается к голове Генри, сначала поглаживая, затем тычась, как будто она пытается привлечь его внимание к чему-то очень важному.
– Эй! – слишком громко говорит Лиам и чувствует, как что-то сжимается в груди, такое болезненное и внезапное, что он гадает, не сдало ли его сердце: заперло входную дверь, сменило табличку «ОТКРЫТО» на «ЗАКРЫТО» и опустило большие жалюзи на окне. На сегодня все, ребят, и завтра мы не увидимся. Не возвращайтесь, слышите?