Дитя в небе
Шрифт:
— Ладно.
— Хорошо. Тут недалеко. Пошли.
Велосипедистов было девять человек, а считая с Уолтером — десять. Все ехали медленно, но то один, то другой время от времени вырывался вперед, как молодой пес на поводке. Я шел позади них, а рядом со мной, не отставая, ехал Гамбаду.
— Куда мы идем?
— Через минуту увидишь.
Один из других, наголо остриженный и голый по пояс, обернулся и сказал:
— В кино, приятель!
При этих словах остальные принялись улюлюкать и свистеть, но Гамбаду рассердился и велел им заткнуться, или он превратит их лица в собачьи консервы. В ответ посыпались угрозы и оскорбления,
Одиннадцатилетние мальчишки на велосипедах, разъезжающие по улицам, когда самое время обедать. Что же еще нового? «Уо-олтер! Домой, милый! Обед на столе-е!» А этот самый Уолтер только что летал над Третьей улицей.
— А ты мне ничего не должен передать на словах?
— Нет, только отвести вас на место. — Больше он не сказал ничего, и мы продолжали путь в молчании.
Я был совершенно сбит с толку происходящим, и только через некоторое время понял, что улица абсолютно пустынна. Мы двигались по Третьей, всегда кишащей людьми и очень шумной, но только не сейчас. Ни людей, ни машин — ничего.
Едва я успел осознать это, как один из мальчишек замахал рукой, приглашая остальных на пустую проезжую часть, где они снова начали выделывать разные трюки. Только на сей раз репертуар включал в себя плавание велосипедов в воздухе, наездники то и дело отрывались от своих железных коней и летали самостоятельно, как до этого Уолтер, и демонстрировали всякие другие чудеса.
Это была просто какая-то детская мечта, детский рисунок. Такие нарисованные цветными карандашами картинки можно увидеть на стенах в любом детском саду. Вот я на своем велике, летаю. Всеми любимая сцена из «Инопланетянина».
Я вопросительно взглянул на Гамбаду. Он указал рукой на своих приятелей.
— Что, не нравится? А ведь они это делают для вас. Вы сегодня почетный гость.
— С чего бы?
С одной стороны кинотеатра «Руфь» помещалась занюханная мексиканская закусочная, а с другой «Джун и Сид — Изысканное обслуживание». В витрине мексиканского заведения красовалось выцветшее сомбреро с обвислыми полями. Зато по какой-то совершенно загадочной причине в витрине «Джун и Сида» торчало чучело пекинеса. Мальчишки заметили его и сгрудились у витрины, горячо обсуждая диковинку.
Но меня куда больше заинтересовал кинотеатр. Это была одна из тех маленьких довоенных киношек, которые строились еще в те времена, когда посмотреть фильм почиталось знаменательным событием. Увенчанные зубцами стены, медные дверные ручки и миниатюрные колонны создавали ощущение, что стоит субботний вечер, и ты, с билетами в руке и с подружкой в новых туфлях на высоких каблуках, медленно идешь по красному плюшевому ковру. Заведение явно знавало лучшие дни, однако до сих пор пребывало в довольно приличном состоянии и, как это в последние годы приспособились делать многие мелкие кинотеатрики, крутило старые фильмы. Афиша рекламировала фильм 1954 года «Новые лица» [135] .
135
«Новые лица»— фильм-мюзикл американского режиссера Гарри Хорнера, экранизация бродвейской постановки (1954).
— Заходите.
— Сюда? Так мы действительно идем в кино?
Он кивнул. Его приятели прислонили велосипеды к стене рядом с
— Значит нам предстоит увидеть «Новые лица»?
— Нет, вы там всех уже знаете.
Мы бок о бок прошли через стеклянные двери мимо бронзовой стойки, где билетер обычно вручает вам остатки ваших билетов. Сейчас билетера не было, но все стены были увешаны афишами: афишами моих фильмов, афишами фильмов Фила Стрейхорна.
Проходя мимо афиши «Удивительной», Гамбаду указал на нее и заметил, что этот фильм нравится ему больше всего.
— Слушай, а как тебя зовут?
— Гамбаду сойдет. Можете так меня и называть.
Двое других стояли в дверях, удерживая створки открытыми. Когда мы прошли, они оба склонились в поклоне и широкими взмахами рук пригласили нас следовать дальше.
Свет в зале уже начал гаснуть, поэтому трудно было различить что-нибудь, кроме того, что в зале были и другие зрители, сидящие в разных местах.
— Где предпочитаете сидеть? Может, в серединке?
— Отлично.
Мы прошли мимо женщины, сидящей на откидном сидении в проходе. Я как мог внимательнее пригляделся к ней, но она явно была мне незнакома.
— Сюда. Ага, пролезайте в середину. Мы пробрались в самый центр среднего ряда. Я пытался сосчитать виднеющиеся там и сям головы зрителей и в общей сложности насчитал человек двадцать.
Играла музыка — основная тема «Полуночи».
Когда мы уселись, музыка тут же стихла и занавес, скрывающий экран, раздвинулся.
Изображение на экране было знакомым: Фил Стрейхорн со своим псом, сидящие на диване в гостиной и глядящие прямо в камеру.
Как ни странно, но что меня раздражало больше всего — даже невзирая на всех прочие несусветные сегодняшние события — так это огромное изображение Фила. Я много раз смотрел его по видео и уже привык к тому, что его лицо всегда соответствует размерам телеэкрана, а сейчас передо мной было лицо, занимающее целую стену, а ладонь Фила казалась величиной с кресло, в котором я сидел.
— Привет, Уэбер. Ну вот, наконец, здесь и сегодня ты узнаешь всю историю целиком. — Тут, видимо, услышав какой-то звук, он повернул голову и взглянул куда-то в сторону. Мгновением позже появилась Спросоня и уселась на диван рядом с ним. Они улыбнулись друг другу. Она вручила ему собачью галету, которую он тут же отдал Блошке. Они оба несколько секунд смотрели на шарпея, затем снова уставились в камеру. Фил улыбнулся.
— Из-за тебя, Грегстон, я проиграл пари. Что скажешь? Бедный старый пес только что съел свою последнюю галету. — Он почесал собаку за ухом. — Мы со Спросоней подумывали, не сделать ли из этого целый фильм, но потом я вспомнил, как сильно ты ненавидишь музыку Дмитрия Темкина и бесконечные титры, и мы решили все сократить до предела. Если хочешь, после того как я обо всем расскажу, могу показать видеозаписи. Я буду даже рад показать тебе, как все происходило на самом деле. Последний домашний просмотр — что-то вроде этого… О'кей. — Он глубоко вздохнул и наклонился вперед. — Давным-давно Венаск в присущей ему туманной манере предупредил меня, что это случится. Единственной возможностью для меня было приготовиться, чтобы, когда момент наступит, я, по крайней мере, не был бы застигнут врасплох. Я сделал что мог, но, как ты и сам знаешь, кто же может быть готовым к чуду?