Дитя волн - притчи
Шрифт:
– Это вам от Великого Мокреца, - произнес он.
– О, надеюсь, он меня простит, но я еще недостаточно окрепла.
И отвергнутое прекрасное животное повернуло обратно - столь величественна была его стать, столь ослепителен блеск, что, казалось, ничто на свете не могло его взволновать или обескуражить.
– Здесь всем командует Великий Мокрец?
– спросила Незнакомка из Сены, хотя уже успела в этом убедиться.
– Действительно, он самый сильный из всех наших и лучше всех знает окрестности. Он настолько прочен, что может подниматься почти до поверхности. Самые простодушные из Струящихся считают, что Великому
Незнакомка из Сены не расставалась со своим платьем, даже когда ложилась спать. Это была единственная вещь, которая осталась у нее от прошлой жизни. Незнакомка ухитрялась так уложить складки вечно мокрого платья, что они придавали ее фигуре просто волшебную элегантность в глазах множества лишенных одежды женщин, а мужчинам не терпелось разглядеть очертания ее нежной шеи.
Девушка хотела, чтобы ей простили привязанность к платью, и она жила особняком, жила скромно, может быть, даже чересчур скромно, проводила дни, собирая ракушки для ребятишек или для самых обездоленных, искалеченных утопленников. Она всегда первой со всеми здоровалась и часто извинялась, порою без малейшего повода.
Каждый день Великий Мокрец навещал Незнакомку из Сены, они подолгу беседовали, фосфоресцируя, и казались при этом маленькими рукавами Млечного Пути, целомудренно вытянувшимися друг возле друга.
– Мы не должны удаляться от побережья, - сказала она ему однажды.
– О, если бы я могла подняться по реке против течения, чтобы послушать звуки города или хотя бы звонок ночного трамвая, опаздывающего в депо...
– Бедное дитя! Какие ужасные воспоминания! Вы забыли, что мертвы, и если вы сделаете подобную попытку, вас заключат в худшую из тюрем. Живые не любят, когда мы блуждаем среди них, и немедленно наказывают за бродяжничество. А здесь вы свободны и в безопасности.
– Разве вы сами никогда не думаете о том, что происходит наверху? Меня просто преследуют какие-то беспорядочные воспоминания, и я очень несчастна. Вот прямо сейчас мне видится хорошо отлакированный дубовый стол, совершенно пустой. Стоит ему исчезнуть, появляется кроличий глаз. А сейчас - след воловьего копыта на песке. Какая-то бесконечная процессия картинок, они ничего не говорят мне, просто являются и все. Иногда мне мерещатся сразу две картинки, совершенно несовместимые. Вот, я вижу цветущую вишню в водах озера. А что мне поделать с этой чайкой в кровати, с куропатками на стекле дымящейся лампы? Я не знаю ничего более безысходного, чем эти осколки жизни, лишенные жизни, может, это как раз то самое, что и называется - смерть?
Про себя же она добавила:
"И как называть вас, лежащего возле меня, вечно в профиль, - павшим воином в плавучей льдине?"
Из-за платья, которое Незнакомка из Сены не снимала ни днем, ни ночью, все матери одна за другой запретили
Одна потерпевшая кораблекрушение женщина, которая никак не могла найти успокоения, потому что ее разум после смерти помутился, сказала:
– Да она ведь живая. Я вам говорю - эта девушка живая. Если бы она была как мы, ей было бы все равно, носить платье или нет. Наряды не для мертвых.
– Замолчите же, у вас совсем ум за разум зашел, - возразила ей Простая.
– Как, по-вашему, она может оставаться живой здесь, под водой?
– Да, верно, под водой нельзя выжить, - удрученно согласилась сумасшедшая, будто внезапно вспомнила урок, выученный давным-давно.
Это, впрочем, не помешало ей повторить через несколько минут:
– А я вам говорю, она живая!
– Оставьте нас в покое! Вот ненормальная!
– воскликнула Простая.
– В конце концов, есть же вещи, о которых просто не дозволено говорить.
Но даже она, всегда считавшаяся лучшей подругой Незнакомки из Сены, как-то подошла к ней, и на ее лице было написано: "Я на вас тоже обижена".
– Почему вы так держитесь за свое платье здесь, в морской глубине? спросила Простая.
– Мне кажется, оно защищает меня от всего, пока мне непонятного. Тогда одна из женщин, которая накануне уже набрасывалась на нее с упреками, закричала:
– Ей хорошо выделяться среди нас! Маленькая развратница! Поверьте мне, хотя на земле я была матерью семейства, сейчас, если бы моя дочь оказалась рядом, я без колебаний приказала бы ей: "Снимай платье немедленно!" И ты тоже снимай!
– заорала она Незнакомке из Сены, тыкая, чтобы унизить ее (здесь, в глубине моря, это считалось страшным оскорблением).
– Или же берегись этого, милочка!
И, потрясая в воде ножницами, она яростно бросила их к ногам девушки.
– Вам лучше уйти!
– воскликнула Простая, возмущенная ее злобой.
Оставшись одна, Незнакомка спрятала свою боль, уплыв, насколько могла, в дальние, тяжелые воды.
"Не это ли на земле называется завистью?" - подумала она. И, обнаружив, что на ее глаза навернулись крупные жемчужины, воскликнула:
– Нет! Никогда! Не могу, не хочу привыкать ко всему этому!
И она бежала из колонии. Попала в какие-то пустынные местности, плыла очень быстро - насколько позволял кусок свинца, тянувшийся за ногой.
"Какие страшные гримасы жизни!
– думала она.
– Оставьте меня в покое. Оставьте меня наконец в покое! Почему вы хотите, чтобы я что-то делала для вас, ведь всей остальной жизни уже не существует!"
Когда последние рыбы-фонарики исчезли далеко позади и девушка осталась совершенно одна посреди глубокой ночи, она взяла черные ножницы, захваченные перед бегством, и перерезала веревку с грузом - тот стальной якорный канат, который держал ее в глубинах.
"Надо окончательно умереть, - подумала она, поднимаясь к поверхности. Совсем".
Во мраке морской ночи свечение ее тела сначала резко усилилось, а потом погасло. И тогда улыбка блуждающей утопленницы вернулась на уста Незнакомки из Сены. И любимые рыбки девушки без колебаний последовали за ней, я хочу сказать, последовали ее примеру - умереть от перемены давления, поднимаясь все выше и выше из глубины.
ХРОМЫЕ НА НЕБЕСАХ
Les boiteux du ciel
Тени бывших обитателей Земли собрались на небесных просторах. Они ходили по воздуху, как некогда по земной тверди.