Дитя Всех святых. Цикламор
Шрифт:
– Что с вами случилось, сударыня?
– Я – не в счет. У меня для вас ужасная весть.
– Никакая весть теперь не может быть ужасной.
– Не говорите так! Ваш прадед лишил вас наследства. Вы больше не сир де Вивре.
Где-то в душе Анн сказал себе нечто вроде: «Это и впрямь ужасно». Но остального он не понимал и спросил:
– Почему?
– Это был единственный способ расстроить наши планы.
– Ваши планы?
– Мэтр Берзениус и я – английские шпионы. Мне дали приказ женить вас на себе и завладеть вашим имуществом
Все это звучало настолько нереально, что Анн решил, будто грезит наяву. Он задавал и задавал какие-то бессмысленные вопросы, но впечатление у него складывалось такое, будто говорит сейчас не он, а кто-то другой, совсем незнакомый.
– Так вы – не вдова богатого купца?
– Нет. Меня зовут «Заморской» просто потому, что я англичанка.
– А этот Берзениус – тоже самозванец?
– На вашу беду – нет. Он английский шпион, но при этом настоящий священник. Так что наш брак вполне законен…
Анн медленно покачал головой.
– Понимаю… И когда же меня убьют? Вы для этого и приехали?
– Клянусь, нет! Я сама наказана за неповиновение, но вы… Вас не убьют, потому что… это уже ни к чему.
Альенора вдруг разрыдалась:
– Это я виновата, я одна! Возвращайтесь домой. Вместо вас я пойду в Иерусалим. Я уверена, что ваш прадед простит вас и вернет вам ваше добро.
Заламывая руки, она бросилась на колени у подножия креста.
– Умоляю, позвольте мне пойти в Иерусалим!
Анн смотрел на нее. Она дрожала как лист. Ее волосы слиплись от пота и пыли, глаза ввалились и покраснели, щеки блестели от слез, побледневшие губы беззвучно шевелились, словно шептали молитву…
И Анн заговорил – со спокойствием, которое его самого удивило:
– Окажите мне огромную милость, сударыня. Возвращайтесь туда, откуда пришли, и никогда больше не появляйтесь.
Альенора Заморская встала. Ее лицо выразило внезапную решимость.
– Вы правы! Я должна исчезнуть. Я сделаю так, что ваш прадед узнает об этом и восстановит вас в ваших правах, ибо я одна во всем повинна. Я утоплюсь в Куссоне!
Она рванулась к Безотрадному, но Анн резко перехватил ее за руку. Альенора коротко вскрикнула.
– Я вам запрещаю! – сказал Анн. – И одной смерти довольно на моей совести. Поклянитесь, что ничего с собой не сделаете!
Но Альенора неистово замотала головой, путаясь в длинных волосах.
– Я должна исчезнуть!
Анн сдавил ей руку еще крепче. Ему случалось крошить таким образом камни. Но Альенора сопротивлялась нестерпимой боли и все трясла головой. Наконец, Анн ослабил хватку.
– В таком случае оставайтесь при мне – коль скоро только так я могу быть уверен, что вы не наделаете глупостей… Дайте мне несколько минут, чтобы подумать.
Растирая себе запястье, Альенора бросила на него благодарный взгляд. Она отошла подальше, на другую сторону дороги, в поле, и села в траву под деревом.
Анн вернулся к кресту. Взгляд его снова стал рассеянно блуждать
Вдалеке, в долине, рядом с замком, Анн с трудом различил зеленые фигурки людей. Может, это благородные всадники и всадницы, разодетые в свои майские наряды? Да, наверняка так оно и есть! Он и сам был таким ровно год назад, а теперь – всего лишь убогий паломник.
И даже того меньше! У всякого паломника есть имя, семья, собственная история. А у него нет даже этого. Он разом лишился всего. Нет больше ни льва, ни волка. Оба ушли куда-то, далеко-далеко. Нет больше ни замка, ни герба, ни предка-крестоносца, ни философа, ни богослова, ни алхимика. Нет даже смертельного врага. Если он и встретит его, то черный рыцарь побрезгует поднять на него руку. Анн теперь и удара мечом не заслуживает. Он – никто!
Анн отвел глаза от далеких всадников, и его взгляд невольно упал на обручальное кольцо, блеснувшее на левом безымянном пальце… Никто? Нет! У него есть кое-что, чего прежде не было: законная жена, низкая английская шпионка, которая провела его, как ребенка!
Подумать только, а он-то воображал, будто эта великолепная женщина прельстилась его красотой, его умом! Он был этим так взволнован, так опьянен! А на самом деле она лишь делала свою работу. Она просто выполняла приказ. Она вела бы себя точно так же с самым отталкивающим, с самым тупым существом… Конечно, этот последний удар по самолюбию – просто ничто по сравнению с крушением всей его жизни, но он довершает остальное. Маленький конечный мазок, который добавляет к своему произведению талантливый художник.
Внезапно Анн расхохотался. Ему только что пришла в голову ужасно смешная мысль. В одном, по крайней мере, его никто не может упрекнуть. Уж тут-то он повел себя как самый настоящий Вивре. Поступил, как и все остальные в его роду: женился на англичанке! И сквозь смех он с яростью, с отчаянием затянул:
Это май, это май!Это милый месяц май!Глава 5
АНН ИЕРУСАЛИМСКИЙ
Анн поднялся на ноги. Его качало. Боль была слишком сильна. Ему немедленно требовалось сделать что-нибудь, не важно что!
Безотрадный щипал траву у обочины дороги. Анн свистнул коню и вскочил в седло. И поскакал прямо вперед, к Бордо, куда лежал его путь. Обезумев от радости, конь начал выделывать поистине фантастические прыжки, и это еще больше усугубило отчаяние Анна. Ему было невыносимо при мысли о том, что радость еще может существовать где-то в мире, пусть даже в сердце животного…