Диверсанты из инкубатора
Шрифт:
Справа осталась церковь Сан-Пьетро ди Кастелло. Лодка, огибая остров, фактически уходила к Венецианскому заливу, на пути лишь несколько мелких островов…
Михей не заметил появления Тамиры. Он по наитию повернулся и увидел ее глаза. Большие, по-восточному красивые, в которых не было места страху, лишь удивление написано на них: «Ты? Так рано? Почему не предупредил?»
– Как ты? – спросил Михей.
– Пока ждала тебя, не заметила, как уснула. Провалилась в черную пропасть и неслась навстречу крохотному пятнышку, которое разрасталось на глазах, превращалось из карлика в сверхновую…
Позади Дикарки стояла Смирнова. Она зашла сбоку и долго смотрела Дикарке в глаза.
– Что
– Сказала, что тьма осталась позади – так требовал «закон Михея».
– «Закон Михея»? Да вы оба чокнутые!
В руках у Смирновой оказался пистолет. Шкипер запротестовал. Он даже бросил штурвал. И не заметил Прохорова, подкравшегося сзади. Прохор ударил шкипера под колени и резким движением рук сломал ему шею. Хрустов к этому времени убрал рулевого на катере-такси. Он всегда слыл отличным стрелком, и этот выстрел ему понравился. Он не просто убил рулевого, но так, чтобы тот не завалился набок и не повернул рулевое колесо. Мгновение – и такси, которое плелось между двумя паромами, мягко ткнулось в борт впереди идущего.
Генерал подался вперед, не упуская ни одной мелочи. В его голове пронеслось: «Вот и все. Теперь на пароме лишних не осталось. Только шестеро заклятых друзей».
Он остался равнодушен к заверещавшему в рацию шкиперу, который сообщал в полицию о ЧП на пароме. Поединок не затянется. Фактически он уже начался… под комментарии Левицкого. Вадим удостоился чести находиться рядом с генералом Бурцевым и ответил на его вопрос, как будет проходить поединок, будет ли соблюдена «этика, присущая Наймушину».
– Да, – ответил Левицкий. – Человек нападает на другого человека и убивает его. Человека провоцируют на нападение и убивают его. Человек защищается, когда его атакуют, и он, не заботясь о своем противнике, убивает его. Человек защищается, но его защита не включает таких методов, которые приводят к травмам нападающего.
Генерал не думал, что станет свидетелем последнего и самого высокого уровня айкидо.
Ему понравился диалог из какого-то американского фильма:
«Я не боксирую, я дерусь».
«А в чем разница?»
«В правилах».
Кунявский отошел в сторону, отдавая Михея своему товарищу. И тот не заставил себя ждать. Возбужденный, только что убивший человека, он был уверен в своих силах. Прохор славился мощными круговыми ударами руками. Когда он отрабатывал эти удары, казалось, он метает ножи.
Михей оказался точно в носу лодки, где сходились леера, и у него не было места для маневра. Прохор видел это и даже не стал маскировать свой убийственный круговой удар. Замахнувшись, он выбросил руку, напрягая ладонь и словно готовя ее ребро для сокрушительного удара. Но Михей вдруг пошел вперед – правой ногой внутрь линии движения противника. Заблокировав удар левой рукой, он увлек руку Прохора к своей правой руке, которая до этого болталась как плеть. Захватив его запястье, Михей увлек противника по кругу вниз и вверх вокруг его головы. Еще один длинный шаг вперед, и он прижал голову Прохора к своему плечу. Левая нога Михея пошла по дуге назад, и он вращением отправил противника в воздух, затем вернул вниз. Дальше Михей сделал скользящий шаг в направлении его падения, чтобы другой ногой завершить прием. Голова Прохора была запрокинута, и Михей ударил его ногой в горло, вкладывая в удар всю силу. Не теряя времени, освободил его ремень от складного ножа, выщелкнул одним пальцем лезвие и показал Хрустову, что умеет метать ножи. Схватившись за пробитое горло, Хрустов попятился и перевалился через борт.
Генерала
Кунявский выхватил пистолет и, не целясь, выстрелил в Наймушина. Михей ушел с линии огня. Поднырнув под руку Кунявского, взял его руку на излом. Кунявский ушел от болевого приема, изворачиваясь, как уж, и сбил Михея передней подсечкой. Но пистолета в его руке уже не было. Михей подготовился к подъему с выбросом ног и тела вперед. Но вместо этого ударил противника под колено. Кунявский попался на отработанную связку. Ему не стоило приближаться к лежащему на палубе Михею. Но он не мог упустить случая встретить противника ударом на противоходе.
Нога Кунявского словно надломилась, и он упал на колено. А рука Михея метнулась к кроссовке. Задник отлетел ветхой латкой. Пальцы нащупали вытяжную петлю, за которую он сильно рванул. В следующий миг в его руках оказалось обоюдоострое лезвие. Он крепко держал его двумя пальцами и мог распахать им живот, горло противника, достать до сердца прямым ударом.
Парни бились насмерть, как заклятые враги. Словно не было двух лет, которые они провели в одной казарме.
Михей рассекающим ударом попытался достать до лица Кунявского, но не дотянулся малость. Кунявский был готов к обратному удару и заблокировал руку противника жестким ударом по тыльной стороне ладони. Пальцы Михея разжались и выпустили ребристую часть лезвия. Но в следующий миг он схватил Кунявского одной рукой под бедро, а другой сильно надавил на грудь. Кунявский упал на палубу спиной. С небольшим разворотом Михей ударил его ногой в шею. И еще раз – в запрокинувшийся подбородок.
– Это тебе за Скоблика, сука.
Он в горячке схватки, в которой ему противостояли трое диверсантов, забыл про Дикарку. Резко обернувшись, замер…
В «Инкубаторе» Михей научил Тамиру приему одной рукой. Сейчас у нее и была одна здоровая рука. Смирнова поначалу лишилась пистолета, потом прочного соединения головы с шеей. Закрутив ее вокруг собственной оси, Дикарка не стала доводить «шарф» до конца. Хрупкая Татьяна получила удар по ногам и упала на колени. Тамира взяла ее здоровой рукой за подбородок и, резко приподнимая ее голову, надавила коленом на затылок. Все. Готова.
Дикарка первой подбежала к трапу, но Михей остановил ее. На него сейчас смотрел куратор проекта, куратор бойни, коллекционер смертей.
Он вспомнил прогулки по каналам три недели назад, когда они наслаждались здешними красотами, скрываясь под тентами таких же неповоротливых тихоходов. Здесь подавали отличные гамбургеры, выпечку, пиццу. Здесь туалеты мыли раствором каустической соды, и никогда – хлоркой.
Михей помог Дикарке спуститься в скоростное такси, а сам рванул в камбуз. Открыл один ящик, другой. Есть. Он нашел то, что искал, в кладовке: початый мешок сахара и полукилограммовые пачки с каустической содой.
В камбузе было четыре микроволновые печи. Михей открыл дверцы и положил в каждую печь равные доли соды и сахара. Набил доверху. Постояв мгновение, включил две печки, через пару секунд остальные. Вот теперь, когда он выбежал на палубу, поднялся на мостик и крикнул Дикарке, чтобы отчаливала, он завел двигатель, направил одно неповоротливое судно на другое. Но это уже называлось брандером.
Михей спрыгнул на палубу прямо с мостика. Подбежал к Кунявскому и склонился над ним. Жив, хотя и с поврежденной спиной, неподвижен. Наймушин хлопнул его по щеке, приводя в чувство. Заглянув в его голубые глаза, сказал: