Диверсанты (сборник)
Шрифт:
Далее капитан бегло прочитал причину, вызвавшую смерть: «выстрелом в затылок…». «…Выстрелом в затылок…, – повторил он. – Если бы ножом в сердце, то поди докажи, что это убийство: сердца-то уже нет и вообще ничего нет из внутренних органов», – продолжал комментировать капитан лаконичные строки информации. Но вдруг одна деталь насторожила его. Научно-техническая лаборатория давала заключение, что одежда, остатки которой сохранились на трупе, была выпущена одной из киевских швейных фабрик. Это могло быть простой случайностью, но туфли также были изготовлены в Киеве.
«Выходит,
В конце сообщения шло описание скелета: зубов, где не хватало нижнего левого коренника, а верхний пломбирован; суставов рук, которые не имели дефектов, и только сустав большого пальца правой ноги был деформирован, о чем свидетельствовала неправильно сросшаяся кость.
Рыбалко еще раз вернулся к началу справки, где давался предполагаемый возраст неизвестного.
– Двадцать пять – двадцать шесть лет, – прочитал он вслух. – Молодой парень, роста небольшого, совсем шкет – сто шестьдесят два сантиметра.
Капитан закрыл папку, передал ее дежурному и пошел в свой кабинет, все еще размышляя о молодом человеке, который был убит выстрелом в затылок. Когда он уже сидел за столом и разбирал бумаги, то вдруг почувствовал, что какая-то важная мысль не дает ему работать, сосредоточиться на текущих делах. Рыбалко оставил бумаги и подошел к окну. Там, за ним, жизнь текла своим заведенным порядком. Сотни людей двигались по тротуарам, поток машин мчался мимо и вдруг вздыбливался как норовистый конь и замирал перед красным сигналом светофора. Едва вспыхивал зеленый свет, и добрых полтора десятка машин, газанув почти одновременно, поднимали сизое облако дыма. Оно медленно плыло вверх, расползалось, растворялось и полностью исчезало, а в это время красный свет светофора останавливал новую партию машин. «Этот паренек, вероятно, тоже прохаживался по этим улицам», – подумал капитан и неожиданно понял, что его беспокоило. Подсознательное подозрение требовало проверки. Он снял телефонную трубку и набрал номер.
– Старший инспектор Рыбалко. Вам что-нибудь известно о Дмитрии Гаврилине в настоящее время? Меня интересует, где он сейчас. Хорошо, я подожду. Давайте его.
Через несколько секунд Рыбалко услышал хрипловатый немолодой голос:
– Участковый, старший лейтенант Горностай. Слушаю вас!
– Когда последний раз вы видели Дмитрия Гаврилина? Он на вашем участке проживает? По кличке Шкет.
– На моем. Шоб нэ сбрэхать, месяцив пьять нэ бачив Митьку. Сестра говорить, куда-сь уехал. Вин и раньше уезжал. Иконы привозил и куда-то их сплавлял. Я могу поинтересоваться, – полувопросительно сказал участковый, имея в виду то ли иконы, то ли то, надо ли узнать, где Митька.
– Просьба у меня к вам. Повидайтесь с его сестрой. Узнайте, не было ли у него травмы большого пальца правой ноги. Эта информация мне очень нужна.
Закончив разговор с участковым, капитан тут же позвонил в регистратуру районной поликлиники и попросил посмотреть стоматологическую карточку Гаврилина. Пока Рыбалко ждал ответа, прижимая плечом к уху телефонную трубку, он набросал текст телефонограммы в колонию, где отбывал наказание Гаврилин. Его интересовали только стоматологические
Из поликлиники он получил подтверждение, что шесть лет назад у Гаврилина был удален нижний левый коренной зуб, в остальном – состояние зубов удовлетворительное. К вечеру, когда капитан, занятый своими горячими делами, несколько забыл о Гаврилине, позвонил инспектор Горностай.
– Товарищ капитан, Митька… Простите, Дмитрий Гаврилин в детстве поранил палец ноги лопатой. Яму рыл и рубанул штыком по правой ноге, кость перебил. Есть запись в журнале в архиве травматологии, я сам читал и на всякий случай выписал для вас.
– Спасибо, товарищ Горностай, выписку мне пришлите. Вы мне очень помогли! – взволнованно ответил Рыбалко.
– Он что-нибудь сделал? – с тревогой спросил Горностай, – Митька Гаврилин?
– Нет, пока за ним ничего не видно. Еще раз спасибо!
Теперь капитан с нетерпением ждал сообщение из колонии. Между делом он получил справку относительно роста и возраста Гаврилина, и они полностью совпадали с данными неизвестного. Теперь Рыбалко был почти уверен, что на юге найден труп Шкета.
«Они с Лузгиным расстались около четырех месяцев назад, труп пролежал более трех месяцев в поле, вероятно, это он и есть, – все же оставил немного сомнений капитан, решив дождаться сообщений из колонии.
Телефонограмму капитан получил лишь на второй день. Она подтвердила, что Гаврилин лечил зубы в колонии и у него был запломбирован верхний левый коренной зуб. Теперь Рыбалко считал, что имеет достаточно оснований высказать свое убежденное мнение относительно личности убитого. Втайне он надеялся, что проделанная им работа даст ему возможность участвовать в этом деле. Перед концом рабочего дня Рыбалко набросал короткую справку и пошел к Ковалю. Начальник не любил длинных разговоров и требовал от своих подчиненных лаконичности. «Вы можете думать два часа, а докладывать должны в две минуты», – любил повторять он.
– Что-нибудь по неопознанному трупу? – неожиданно ошарашил Коваль вопросом капитана.
– Почему?
– Я видел, ты долго изучал бюллетень, а потом прочитал твой запрос в колонию. Видишь, как все просто, – улыбнулся Коваль, довольный произведенным эффектом.
– Думаю, это Шкет, Дмитрий Гаврилин. Вот справка, почитайте. Здесь только факты.
Коваль взял лист бумаги, быстро, одними глазами пробежал текст и внимательно поглядел на капитана.
– Убедительно, хотя могут быть совпадения. – Коваль снял телефонную трубку и набрал номер прокуратуры. Переговорив, он положил трубку и сказал:
– Волнянский будет вести это дело. По правилам, тебе следует быть свидетелем, как опознавшему труп. Хотя я не совсем уверен, но я хочу нарушить это правило и подключить тебя к следователю прокуратуры. Думаю, возражений нет? – Коваль наклонил голову, чтобы капитан не увидел едва заметной улыбки на лице начальника, который сразу догадался по заблестевшим глазам Рыбалко, что он очень бы хотел поработать по этому делу. – Ты особенно не радуйся, – строго взглянул Коваль на капитана. – Дело может оказаться дохлым, нераскрываемым, и повесите вы себе с Волнянским на шею этот труп.