Диверсанты Второй мировой
Шрифт:
Дай Сталин такое указание, можно было бы в короткий срок вывести из строя растянутые коммуникации противника, проходящие через районы, весьма благоприятные для партизанских действий. Однако, несмотря на многочисленные предложения, этого он не сделал.
Тем не менее идеи более эффективной организации партизанской войны у меня, например, не выходили из головы. Теперь я поделился своими соображениями с Хрущевым. Как оказалось, Хрущев был готов к такому разговору: в свое время нечто подобное предлагал ему и Максим Константинович Кочегаров. Хрущев ознакомил с моими соображениями Военный совет фронта и посоветовал
В те дни были обнаружены и признаки наблюдения за работой минеров со стороны вражеской агентуры. Помню, 9 октября на участке Харьков — Богодухов меня отозвал в сторонку командир группы минеров сержант П. Г. Шедов.
— Товарищ полковник! Мы тут вчерашней ночью скважины для мин делали… А нынче вечером я на этом месте зарубки обнаружил. Три зарубки на деревьях, возле самых корней… Зарубки-то на мины направлены! А напротив одной мины — ветка сломана.
— Спасибо, товарищ сержант, за бдительность. Значит, за вами следят. Накажите вражеских лазутчиков. Обязательно поставьте мины-сюрпризы.
— Мы уже поставили, товарищ полковник! Пусть ищут!
— Как вы догадались осмотреть деревья?
— Привычка, товарищ полковник. Я сибиряк сам-то, с Алтая. Охотой промышлял. Привык вокруг капканов следы изучать. Бывало, не только звери, воры-браконьеры попадались.
В темноте я не видел лица солдата, но по голосу чувствовал: говорил человек немолодой.
— Давно в армии? — спросил я.
— Это как считать, товарищ полковник, — ответил Шедов. — Я еще против беляков в партизанах воевал. Я — с девятьсот первого года. Мне тогда восемнадцать было… Ходил и по белогвардейским тылам с Блюхером… После Гражданской — домой подался. На шахте запальщиком работал. А в июле призвали по специальности…
Не заметь бывалый партизан и охотник загадочных зарубок, мы долго еще могли бы не знать, что за нашей работой кто-то внимательно следит.
Настороженный разговором с Шедовым, я на следующий же день поручил командирам проверить, не наблюдают ли за нами и на других участках. Тревожные донесения пришли сразу же. Минер-белорус А. К. Сахневич обнаружил, что неподалеку от установленной им накануне мины на булыжной мостовой вынут камень. А в стороне, за кюветом, забиты два колышка.
— Гады! — возмущался Сахневич. — Подглядывают, гады! Ну, ничего! Я им «помог»! Мы с ребятами еще десяток камней убрали, а поблизости — мины-сюрпризы поставили! Пусть теперь ищут!
О зарубках, не замеченных ранее колышках, булыжниках возле мин сообщали и другие солдаты, сержанты и офицеры. Мы тотчас приняли меры к тому, чтобы дезориентировать соглядатаев противника. Прежде всего усилили минирование «макетами»: ложные мины надежно маскируют боевые, сбивают противника с толку, вынуждают при разминировании распылять силы, притупляют бдительность чужих саперов и способствуют нанесению им урона. А кроме того, в это время уже стало ясно, что промышленность Харькова не успеет изготовить нужное количество мин замедленного действия…
Чтобы на длительное время лишить противника возможности пользоваться путями сообщений, аэродромами и другими объектами, нужно было 4–5
Октябрь 1941 года — месяц тяжелейших боев и трагических событий. Тот самый октябрь, когда танковые колонны гитлеровцев оказались на подступах к Москве, когда в Ставке Гитлера назначались сроки вступления в советскую столицу и определялся порядок вхождения в нее фашистских войск.
Каждый новый день страна встречала с тревогой. Люди включали радиоточки, бросались к газетам, чтобы прочитать сводки Совинформбюро. С 3 по 6 октября в них сообщалось лишь о «боях с противником» на всем фронте, о том, что попытки самолетов противника прорваться к Москве отбиты. А уже из вечерней сводки за 7 октября народ и армия узнали, что появились Брянское и Вяземское направления. Еще через день газеты сообщили о том, что наша армия оставила Орел. Потом пришла тягостная весть о сдаче Брянска и Вязьмы. Даже малосведущие в военном деле люди догадались: фашисты прорвали линию нашей обороны. А в сводках уж начали упоминаться Калининское и Тихвинское направления. Тягостно было на душе.
У нас, минеров, помимо общих были и свои собственные тревоги и волнения. Мы подготовились к минированию важнейших объектов в самом Харькове. Но действовать здесь было куда труднее, чем в поле! В те дни в городе еще находился ЦК КП(б) Украины, правительство УССР, Военный совет фронта, продолжали эвакуироваться многие предприятия.
К 12 октября мы с генералом Невским разработали «Инструкцию по приведению МЗД в боевое состояние». При разработке ее мне пришлось выдержать бой с весьма осторожным и умудренным большим жизненным опытом генералом Невским. И все-таки родился на свет документ, который обеспечивал, как говорил Невский, «полную безопасность наших войск»
Командующий 38-й армией генерал-майор В. В. Цыганов и начальник гарнизона И. И. Маршалков дали санкцию на заблаговременное минирование мостов. Минирование же других объектов генерал Маршалков предложил мне согласовать с секретарем горкома и председателем горсовета.
Товарищи Епишев и Чураев согласились с нашими предложениями и подсказали новые объекты, которые необходимо заминировать. Н. С. Хрущев, прочитав инструкцию, заметил:
— Надо смелее. Получается, что оговорки в инструкции дают возможность Старинову вообще воздержаться от установки мин на действующих объектах. Но ведь инструкцию затем только и составляли, чтобы своевременно поставить мины. Так я понимаю?
— Так, — ответили мы с Невским в один голос.
— Тогда напишите, где и какие вы считаете возможным установить мины немедленно.
Невский своей рукой сделал приписку о разрешении установить мины замедленного действия с предохранителями и со сроками замедления от 15 суток и больше на ряде объектов. Это давало возможность сразу же приступить к работе, но возлагало на нас очень большую ответственность. Командирам саперных батальонов было дано соответствующее указание, а в железнодорожные бригады и в распоряжение начальника инженерных войск 40-й армии были посланы наши инструкторы.