Диверсанты
Шрифт:
Удивительно, с каким наслаждением подобные особи смакуют чужое несчастье, особенно ежели несчастье постигло человека лучше и выше, чем они сами.
– Тебя как зовут?
– ласково полюбопытствовал я.
Поколебавшись, незнакомец ответил:
– Делленбах. Джим Делленбах.
– Благодарю, о Джим Делленбах.
– За что?
– спросил парень с неподдельным удивлением. Собственно, парнем его называть можно было только с большой натяжкой: Делленбах, безусловно, готовился разменять пятый десяток; просто сохранял моложавый вид и подтянутость.
– За то, что высказался начистоту. Ибо
Делленбах презрительно фыркнул и вызывающе уставился на меня. Покачав головой, снова поцокав языком, я наотмашь ударил агента стволом по щеке, дернул оружие на себя. Внушительная мушка рассекла кожу от виска до губы. И на славу рассекла, осмелюсь доложить.
Охнувший Делленбах непроизвольно ухватился за поврежденное место.
– В последний раз повторяю, - сообщил я.
– Как зовут субъекта, оставшегося с мистером Беннеттом? И слегка приподнял ствол. Делленбах вздрогнул, сжался.
– Бюрдетт, - выдавил он.
– Фил Бюрдетт...
– Фу ты, ну ты! Надо же было запамятовать! Разумеется, Фил Бюрдетт!
– Я глубоко вздохнул.
– Коль скоро меж нами, наконец, возникли отношения доброго сотрудничества и взаимного понимания, мистер Делленбах, объясните, пожалуйста, не глупо ли? Все равно в итоге вы ответили на заданный вопрос, но заработали при этом пожизненный шрам... Не проще ли, право слово, болтать непринужденно и добровольно? Помните: я с огромным наслаждением наделаю из вас отбивных, а торговать ими буду по бросовой цене! Мое агентство тоже не из последних, и мы не жалуем непрошеных помощников... Помните Лоусона?
– Убит в Майами, террористами. Года два прошло.
– Бюрдетт, ежели захочет, подробно расскажет, как именно, и за что погиб Лоусон. Ограничусь общим замечанием: Лоусон допустил ошибку, попытался убить меня. Понятно? Теперь оторви большой кусок подтирки, сложи втрое, вытри физиономию. Отправляемся к даме. И ты скажешь нужные слова и заставишь отомкнуть входную дверь. Ибо в поясницу упрется твой собственный "магнум", а курок будет взведен загодя.
– Господи помилуй, человече!
– возопил Делленбах.
– У меня курок со "шнеллером" [1] , слушается малейшего прикосновения!
1
Шнеллер (от немецкого "schneller" - "быстрее") - устройство, позволяющее стрелять не сбивая точно взятого прицела, путем очень легкого нажатия на гашетку. Применяется, как правило, в охотничьих и спортивных ружьях.
– Чудесно. Вы, значит, будете весьма благоразумны, верно, мистер Делленбах? Не вынудите меня перенервничать.
Мы прошествовали вспять через ресторанный зал. Делленбах изображал субъекта, мающегося приступом зубной боли, а я предусмотрительно держал руку со взведенным пистолетом в кармане. Материя не склонна слишком задерживать пулю, и Делленбах сознавал это.
– Если должны подать
– Нет никаких сигналов, клянусь!
– Тогда просто постучите и уведомьте, что со мной управились без малейших осложнений.
Помедлив, Делленбах стукнул трижды. Знакомый голос откликнулся, спросил, кого несет.
– Это я, мистер Беннетт! Все улажено.
– Хорошо. Ведите сюда.
Разумеется, Делленбах обязан был предпринять последнюю попытку. Да и уважать бы себя не смог, не предприняв. Сукин сын, в конечном счете, был без малого на двадцать лет моложе; весьма крупный, широкоплечий кусок упитанной плоти. Рядом со мной выглядел настоящим атлетом. Да так оно, пожалуй, и было; в рукопашной схватке против Делленбаха я и полминуты не продержался бы.
Заранее опустив курок, чтобы ненароком не оставить на пороге теплый труп, я тронул спину агента пистолетным дулом. И Делленбах совершил классический молниеносный поворот, прекрасно знакомый мне самому, не раз применявшийся, ни разу не подведший. Да только я, в отличие от безмозглых любителей, тычущих всерьез, тотчас отступил и поднял оружие. Предплечье Делленбаха ударило в пустоту, а челюсть пришла в резкое и сокрушительное соприкосновение с рубчатой рукоятью.
Пнув неприятеля пониже пояса, я опрокинул его на возникшего в проеме Беннетта. Оба покатились на пол.
Я перепрыгнул через поверженных, влетел в комнату, крутнулся, подымая пистолет. "Шнеллер", или не "шнеллер", а самовзводным действием эти пушки тоже обладают: лишь нажимать надобно посильней.
Мадлен, успел краем глаза приметить я, восседала в кресле, с левой стороны. Однако заниматься ею было недосуг. Ибо у правой стены стоял Фил Бюрдетт. Разумный, спокойный профессионал: заранее бросил револьвер и держал руки ладонями кверху, на виду. При этом улыбался. Взрослый человек, снисходительно следящий за козлиными игрищами подростков...
– Бюрдетт, чтоб тебе! Стреляй!
– Орал, разумеется, Беннетт.
– Спокойствие, командир, - осклабился Фил.
– И, если не хотите повальной бойни, ствол извлекать не вздумайте. Ему только того и надо! Всегда и неизменно... Вздохнув, Бюрдетт повернулся ко мне.
– Старый добрый дикий Мэтт Хелм собственной персоной... И как ты уцелеть умудряешься? Почто вьюношу поцарапал, изверг?
– Честной вьюнош, - откликнулся я в тон Бюрдетту, - изрыгнул достомерзостную хулу, ответствуя на учтивые речи, обращенные к нему... Здравствуй, Фил. Уведомляю: эта леди состоит под моей опекой. И, коль скоро встарь не приучил посторонних держаться подальше, могу немедля повторить урок.
Последовало краткое безмолвие. Беннетт поднялся, отряхнулся, обозрел корчившегося и стонавшего Делленбаха. Я дозволил себе покоситься на Мадлен.
За считанные минуты воспрявшая было спутница превратилась в точно такую же человеческую развалину, какой предстала мне вчера утром. Непроницаемая маска вместо лица; потухший взор; поникшие плечи. Из левой ноздри вытекала струйка крови, понемногу запекавшаяся на губах и подбородке. Беннетт не тратил времени попусту.
Вот так, подумал я, и будет восседать, подобно каменному изваянию, пока не велят подняться и двигаться в указанную сторону. Тюремная привычка.