Диверсионная война

Тамоников Александр

– Валяйте. Я запомню…

У связника была отличная память на имена и фамилии. Прикрыв глаза, он впитывал информацию.

– Усвоено, Дмитрий Сергеевич. Вообще странно, не находите? В наш технически развитой век, когда существуют разнообразнейшие средства связи и надежные средства защиты информации, мы тут сидим, как в XIX веке, и изо рта в ухо, как говорится… Нет, я не против… Видимо, я тоже ретроград, считаю это самым надежным способом.

Он едва заметно кивнул, поднялся и, не попрощавшись, затрусил дальше по дорожке. В парке становилось людно. Дмитрий Сергеевич посмотрел на часы, захлопнул папку и принялся всовывать ее в портфель…

Глава 6

В последний день занятий опять был марш-бросок на тридцать километров. С чего начали, к тому и пришли. В первый раз практически вся группа полегла, не добежав до финиша. Карасю пришлось вызывать помощь – у бедняги желудок выворачивался наизнанку. Мало того, что бежали по пересеченной

местности при полной амуниции и по жаре, так еще каждому в вещмешок добавили по два кирпича. Последняя треть пути была самая страшная. Бойцы просто падали и не вставали. К ним тут же подбегали разъяренные инструкторы, пинали, оскорбляли на ломаном русском (ломаного украинского никто не знал), грозились всеми смертными карами, если боец не встанет и не побежит. До финиша доковылял лишь один Гаевский – доковылял и свалился без чувств. Наказание было страшное – ночью группу подняли по тревоге и снова куда-то погнали, до рассвета продирались через жгучий кустарник, несколько раз переправлялись через Лобанку. В последующие дни было не легче. Тактические занятия, основы маскировки на местности, стрельбы, обучение приемам рукопашного боя. Времени на подготовку было мало, поэтому людей изматывали по двадцать часов в сутки. Расчет был верен – не только обучить, но и озлобить, превратить в разъяренную (хотя и думающую) машину для убийства. Психологические тренинги, матчасть, взрывное дело – это было чистое наслаждение, никто не гнал, не орал в лицо, не выносил душу и мозг. Но после этого снова начиналась беготня, изматывающие кроссы, преодоление на время невероятно сложной полосы препятствий. Спали курсанты по несколько часов в сутки – только падали на койку и сразу же отключались. Инструкторы оказались безжалостными монстрами. Сержант Фостер вполне понятно изъяснялся по-русски, но предпочитал орать и оскорблять. Если кто-то ошибался или, боже упаси, ленился или хитрил, наказание было асимметричным. За одного страдали все, и это блестящим образом способствовало воспитанию жестокости. А применение методик нейролингвистического программирования на психотренингах – повиновению и полной роботизации. Возразить или ослушаться было смерти подобно. Повиновались беспрекословно. «Есть, сэр», «Да, мэм» – пока не остановили и не начали тренироваться заново. Олейник однажды не то что окрысился – просто косо взглянул на сержанта Лилиан Холл. Той хватило, чтобы до конца дня он стал ее «любимым» подопытным животным. Лилиан оказалась сущим демоном. Никто из обучаемых уже не видел в ней женщину. Ее боялись как огня, старались не злить, ее команды выполнялись на счет «раз». Разумеется, особое внимание на занятиях Лилиан уделяла Тарасу Скубе, и в этом не было ничего удивительного. Он проклял все на свете, что посмел однажды подвалить к ней с неприличным предложением…

Методики работали. Солдаты капитана Бурковского превращались в исполнительных, хорошо подготовленных роботов, лишенных совести и нравственных качеств. Это были еще не зомби, но уже и не то разношерстное, охочее до баб и до выпивки воинство. Люди замыкались в себе, старались поменьше общаться, но, как ни странно, это не влияло на качество работы в команде. К концу второй недели бойцы назубок знали вооружение, с которым им придется иметь дело, разбирались во взрывчатке, умели пользоваться минами – магнитными, кумулятивными, противотанковыми, противопехотными. Зачеты по стрельбе и рукопашному бою все сдали на «отлично». Тактические занятия, преодоление всевозможных сред, полосы препятствий (вместо рва с крокодилами был водоем со змеями и лягушками), маскировка, специальные диверсионные мероприятия, ведение слежки – бестолковых не оказалось, все дисциплины были сданы…

Финальный марш-бросок на тридцать километров наглядно показал, что учеба была не напрасна. До финиша добрались все, злые, как черти, взмыленные, но вполне боеспособные. После марш-броска были стрельбы, показавшие приличный результат. А потом утомленным диверсантам уготовили сюрприз. Лилиан Холл со смиренной мордахой, усердно скрывая злорадство, объявила перекур – и смертельно уставшие бойцы попадали в траву. Все оружие у них забрали – включая ножи и саперные лопатки. И в самую блаженную минуту релаксации из леса вывалилась толпа – человек пятнадцать – и, размахивая палками, бросилась на растерявшихся диверсантов! Это были десантники из расквартированной в соседнем городке аэромобильной бригады, их специально доставили и поставили задачу.

– Обороняться! Обороняться! – захлопала в ладоши Лилиан. – Это есть серьезно, вас будут убивать! Показать, чего вы стоить!

В стороне обосновались зрители – капитан Бурковский, переживающий за своих подопечных, полковник Петрик, натовская «шишка» Алекс Фиш, еще какие-то люди в камуфляже без знаков различия. Растерянность длилась мгновения. Реакция у бойцов выработалась отменная.

– Мочи их, хлопцы!!! – подлетел с пылающим лицом лейтенант Петрик.

И вся компания из восьми свежеиспеченных специалистов, не раздумывая, бросилась в контратаку – плевать на усталость! Ведь реально же сомнут, забьют до смерти! Откуда столько

ярости! Она душила страх, инстинкт самосохранения. В действие вступали приобретенные рефлексы. Кучка людей врубилась в толпу, рассекла ее на две части. И полетели клочки по закоулкам! Напор курсантов был страшен. Орущие глотки, дурная энергия, агрессия. Били кулаками направо и налево, не чувствуя боли, не замечая, что их тоже бьют. Десантники растерялись, но по инерции продолжали напирать. Их ведь тоже кое-чему обучали! Мельтешили кулаки, палки, брызгала кровь, летели выбитые зубы. Рыжий Василь Карась визжал фальцетом, катясь по земле. Сбил с ног дюжего десантника, ударом локтя перерубил голень. Тот хрипел, пуча глаза, а Карась уже подпрыгнул из полусогнутого положения, оседлал и повалил второго десантника, не отличающегося хилотой сложения. Он бил его головой по зубам, по переносице, отфыркивался, снова бил. Гаевский выбил палку из рук противника, вооружился ею, стал махать, словно коромыслом, круша челюсти. Били, словно на ринге, Макович и Богдан Лихо – и десантники пятились под их напором, словно у них и не было численного преимущества. Один из десантников был почему-то с ржавым молотком (подобрал на свалке?) – Скуба налетел на него, как ястреб, пнул по животу, вырвал молоток из ослабевшей руки и принялся безжалостно бить по голове! Десантник бледнел, пятился, с макушки стекала кровь, а Скуба входил в раж, не мог остановиться, продолжал молотить, словно собрался забить бедолагу в землю.

– Ушел с молотка, Тарас? – захохотал страшным смехом Майданов. Он работал всеми четырьмя конечностями, кровь текла из рассеченной губы.

Десантники дрогнули, стали отступать. Они убегали к лесу, прикрывая головы. Орали избитые. Кто-то полз, подтягивая переломленную голень. На месте сражения остались зубы, пятна блевотины, окровавленные палки и коряги. Те, кто мог передвигаться, сгинули в лесу. Милосердием победители не отличались, пинали ползущих, догоняли тех, кто замешкался, награждали пинками и зуботычинами.

– Все, хватит! – проорала Лилиан. – Хватит, я сказать!

Полное безобразие – вывести из строя целый взвод собственной же армии! Аплодисментов не дождались, но зрители довольно ухмылялись. Скалился капитан Бурковский – орлы его птенцы! Диверсанты, злобно косясь по сторонам, возвращались на исходную позицию. Особо травмированных не было. Порезы, ссадины, синяки. У Олейника из распоротой щеки сочилась кровь.

– Всем в казарма! – зычно проорала Лилиан. – В казарма, я сказать! Всем отдыхать! – И долгим, каким-то непонятным, но отнюдь не осуждающим взглядом уставилась на стилизованную свастику, вытатуированную на плече Степана Маковича. Можно подумать, раньше ее не видела! Бойцы с равнодушными минами потянулись к мостику. Им в хвост пристроились инструкторы. Словно гусей пасли! Солдаты по одному пропадали в казарме. Натовские специалисты зашагали к себе в модуль. Люди, оставшиеся на поляне, провожали их задумчивыми взглядами.

– Не знаю, как насчет идеального усвоения материала, но озлобленности у этих парней хватает, – задумчиво вымолвил полковник Петрик. – Но, в сущности, они мне нравятся. А вам, мистер Фиш?

– Команда будет подходящий. Мне так кажется, – подумав, важно изрек натовский полковник.

– Думаю, этого достаточно, господа офицеры, – сказал Бурковский. – Группа прошла ускоренный курс подготовки в полном объеме. Осталось сдать экзамен по всему пройденному, и мы в вашем полном распоряжении.

– Да, о’кей, – вальяжно кивнул мистер Фиш. – Я все понимать. Мы не может затягивать прием экзамена, это нужно сделать уже сегодня. Надеюсь, ваши рейнджеры, капитан, не сильно пострадать в последней драке? Успеют отдохнуть за три часа?

– Успеют, сэр, – кивнул Бурковский. – Подразделение будет готово к проверке в 19.00.

– Мы будем здесь принимать экзамен? – Фиш посмотрел по сторонам и нахмурился. Петрик и Бурковский как-то странно переглянулись.

– Думаю, нет, сэр. На этом полигоне наши бойцы уже прошли полную проверку. Экзаменовать их следует в настоящем деле. В реальных, так сказать, условиях.

– Как это понимать, господа офицеры? – не понял Фиш.

– Я объясню, мистер Фиш. – Петрик снова как-то украдкой переглянулся с Бурковским. По губам последнего плясала циничная усмешка. – В десять вечера подойдут два бронетранспортера, и мы поедем, так сказать, «в поле». Вернее, в деревню. В шестидесяти километрах от полигона в местечке Урочи расположено село Гилянь. Крупное село, в окрестностях которого находится комбинат, выпускающий молочные изделия. Вчера вечером в селе вспыхнули беспорядки. Часть жителей собралась на митинг, устроенный местными смутьянами и антиукраинскими элементами. Поводом для недовольства послужило закрытие нескольких линий комбината, на которых производится йогуртная и творожная продукция. Большинство жителей трудятся на комбинате, и многие остались без работы. Представители администрации пытались объяснить сельчанам, что в стране тяжелая экономическая ситуация, идет война и трудности вполне объяснимы. Но часть жителей проявила несознательность. Было много пьяных, они выкрикивали антиправительственные лозунги, требовали отставки президента, правительства и Верховной Рады…