Диверсия [= Федеральное дело]
Шрифт:
— А главный инсценировщик, получается, я?
— А почему бы и нет? Я с вами в одних окопах не сидел. И кто вы такой, на самом деле доподлинно знать не могу. Вас знает Шеф, но он с ваших слов куда-то подевался.
— Но это же смешно. Просто какая-то детская игра в казаки-разбойники. Если бы мне так нужна была эта информация, я бы мог просто навести своих людей на ваш адрес. Зачем мне было приходить самому?
— Затем, чтобы получить информацию, а не пепел. Вы же понимаете, что подобные сведения без надежного присмотра не остаются. Что каждый
— И все же вы говорите глупость. Ведь если бы я хотел заполучить эту информацию без вашего согласия, я бы мог это сделать сейчас.
— Не могли бы.
— Почему?
— Потому что ее у меня нет!
— Как нет?!
— А вот так. Я что, недоумок, таскать с собой то, за чем готова охотиться половина руководящего состава страны? Я же говорю, что не исключаю, что случившееся может быть талантливо разыгранной мистификацией.
— Я не верю вам.
Я молча расстегнул и распахнул бывшую при мне сумку. В которой, кроме дна, ничего не было.
— Как видите, пусто. Стерильно пусто.
— А где же диски? — удивленно спросил Александр Анатольевич.
— По дороге обронил. Случайно, — ответил я. — Вот так вот шел, споткнулся и обронил. Сам, может быть, найду. А другие — вряд ли.
— Зачем вам эта информация?
— Затем, чтобы выжить. Физически. Пока она у меня, меня трогать поостерегутся. Как того лесного клопа, что может очень сильно развоняться. И еще затем, что собирал ее я. И значит, принадлежит она мне.
— Вы хотите продолжить дело?
— Я не получал приказа о его завершении.
— Но вы не получали приказа и о его начале.
— Получал.
— От кого?
— От себя. И от своего непосредственного начальника.
— Но его нет.
— Пусть мне продемонстрируют его тело. А лучше пусть покажут его живого и пусть он отменит свой приказ. Тогда я подумаю.
— Вы не сможете обойтись без поддержки со стороны. Хоть даже с моей стороны.
— А вдруг? Может, я хочу попробовать. Может, я по натуре единоличник. Может, я делиться не люблю.
— Вы не единоличник. Вы — безумец. Невозможно в одиночку воевать против системы.
— А я, знаете, предпочитаю другое определение безумства. Безумец — тот, кто торгует своей Родиной, прикрываясь сомнительного свойства рассуждениями на тему, что лучше я, нежели другой. Потому что я менее жадный. Прощайте.
— Когда и как мы с вами встретимся?
— А мы встретимся?
— Я надеюсь.
— Надейтесь. Надежда — это единственное, что нам осталось в этой жизни. Нам и нашей стране. Александр Анатольевич, вы со мной?
Александр Анатольевич только глазами моргал. Он решительно ничего не понимал.
— А что будет, если я останусь?
— Ничего хорошего.
— А если пойду?
— То же самое.
— Тогда я с вами.
— Ну тогда оставшимся — счастливо оставаться. Большой начальник только обреченно махнул рукой. Я не знаю, правильно ли я поступил, лишаясь последнего своего союзника. Не могу с уверенностью сказать, вел ли он свою игру или она мне только пригрезилась. Наверное, не вел, раз нам позволил уйти живыми. Или вел, раз спросил о том, о чем не должен был спрашивать. А может быть, вел, но какую-то совсем другую, мне совершенно непонятную.
В любом случае рисковать я не мог. Я привык работать только с теми, кому доверял абсолютно. А ему я не доверял. Потому что фамилия его была — Политик. И потому, что заказывал информацию он. А для чего — я не знаю. Может, чтобы шантажировать своих коллег. Может, чтобы с ее помощью сделать очередной виток должностной карьеры. Может, еще для чего.
А то, что нас не повязали здесь же, на его глазах, — можно расценить как случайность, как оплошность охраны, не знавшей о подземном лазе. Или, наоборот, разумным ходом, попыткой выйти на утраченные диски, которые я по «рассеянности» потерял и в том месте, где потерял, — постараюсь найти. Сам по себе я им зачем? Им информация нужна.
Может быть, так. А может быть, и иначе. Гадать без толку.
Глава 41
Ситуация сложилась безнадежная. Вроде вечного шаха в шахматах. Ни поражение, ни победа. И в то же время бесконечное переставление с места на место фигур.
А я вам шах. А я — сюда. А я вам снова шах. А я снова — сюда. А я опять…
Сдохнешь со скуки. Если раньше боевики противника не найдут.
— И что мне делать сегодня?
— То же, что вчера.
— А что я делал вчера?
— То же, что позавчера. То есть ничего.
Александр Анатольевич вздыхал и шел к компьютеру играть в электронные игрушки.
А я, в очередной раз изменив внешний облик, отправлялся в традиционный обход точек реализации печатной продукции. Нам было необходимо постоянно пополнять банк данных. Ведь жизнь не стоит на месте и каждый прошедший день добавляет новые, со старыми персонажами события. Новые встречи, новые поездки, новые назначения. Информация — не антиквариат, где ценность тем выше, чем старее вещь. Информация — очень скоропортящийся товар.
Моя задача усложнялась тем, что я не мог в одном и том же месте покупать более трех-четырех газет одновременно. Времена изменились. Раньше можно было целые подшивки таскать без опасения, что кто-то что-то заподозрит. А теперь, если исходить из предположения, что за нами идет охота, лишней газетки не прихватишь. Даже если вдруг потребуется использовать ее не по прямому назначению. Потому что если нас и будут ловить и если нас и можно поймать — то только через информацию. Вернее сказать — через интерес к информации, к тем самым, будь они трижды неладны, периодическим изданиям.