Дивизион: Умножающий печаль. Райский сад дьявола (сборник)

Вайнер Георгий Александрович

– Если хотите, я могу сегодня же дать вам и Хейнсу письмо с заверениями о заинтересованности российского правительства в осуществлении проекта.

– Ну что же, – вздохнул Сашка. – Как говорят симпатичные начитанные испанцы Ортега и Гассет – лучше синица в руке, чем утка под кроватью…

– Испанцы знают, что говорят. – Завалишин весело засмеялся – он знал Хитрого Пса хуже, чем я, и ошибочно решил, что самая неприятная часть разговора позади, дело сделано, в смысле – разрушено.

Я смотрел на Сашку и по его лицу читал ясно, что

Завалишин ему дело не сломает.

А тот плел какую-то гуманитарную чепуху о значимости проекта для страны, о неостановимости прогресса, о почтовых трубачах Турн и Таксис и переписке Одоевского с Пушкиным.

Сашка встал, протянул вице-премьеру руку для прощания и грустно сказал:

– Рейган ошибался, Россия – не империя зла. Россия – страна бесконечной печали…

Не понимая, куда он клонит, Завалишин осторожно переспросил:

– Да-а?

– Ни один из сталинских министров никогда не слышал електрических разговоров и понятия не имел об Одоевском… – И, не давая Завалишину возникнуть, упер в его тщедушную грудь указательный палец: – Сегодня же переговорите с премьером Кириенко. Мне надо с ним встретиться незамедлительно. Договоритесь об этом. Пожалуйста…

Серебровский проследовал через приемную, ни на кого не глядя, не отвечая на приветствия толпящихся просителей, ни с кем не прощаясь. Петр Петрович распахнул дверь в коридор шириной со Старый Арбат, и Хитрый Пес вышел, сопровождаемый нами, двумя бессмысленными статистами, театральными куклами, которым он даже ниточки поленился привязать, ибо знал только один жанр представления – театр одного актера.

И плюнул на алую ковровую дорожку.

– Профессор метафизики Хосе Ортега-и-Гассет, если бы не помер давным-давно, сказал бы сейчас: «Градоначальник города Глупова Топтыгин, собственно, не то чтобы был зол, а просто так – скотина», – сообщил нам Сашка.

Петр Петрович спросил:

– Александр Игнатьич, он что – струсил? Или денег хочет?

Сашка передернул плечами:

– Наверное, и то и другое. Но дело не в нем. Завалишин просто изрядный прохвост и заурядный дурак. И ввязался в игру не по его умишку. И не по его силенкам…

– То есть? – не понял Петр Петрович.

– Мои коллеги-конкуренты очнулись и через него решили развести меня пожиже… Для начала они попросили Завалишина застопорить пока проект, а потом уже, оглядясь, обдумав и благословясь, учинить раздел этого пирога. Сейчас существуют проверенные механизмы – экспертизы, конкурсы, тендеры и прочая тряхомудь, наводящие тень на плетень…

– А что будешь делать? – Я обозначил свое присутствие.

Хитрый Пес смотрел на меня, но не слышал – думал о чем-то своем, наверное, быстро считал варианты, прикидывал, искал, я думаю, системный подход.

– Что ты сказал? – переспросил он, когда мы подошли к лифтам.

– Ничего не сказал. Спросил – что делать будешь?

Сашка помолчал, скорее всего мерил дистанцию безопасности, свой единственный нерушимый принцип –

не доверять никому, а потом засмеялся:

– Для начала – выгоню Завалишина из правительства. Засиделся! Как вы, менты, говорите – сросся со средой.

Я промолчал, а Петр Петрович эпически заметил:

– Они, как сюда попадают, будто с ума сходят. Ребенку ясно – министров назначают и снимают. А магнаты пришли навсегда…

Я с интересом оглянулся на него – Петр Петрович не угождал Сашке, не говорил приятности, не льстил. Он действительно так думал.

– Ну, ты чего насупился? – толкнул меня Сашка. – Завалишин не понравился?

Телебенькнул звонок приехавшего лифта, вспыхнули сигнальные лампы, с рокотом покатились створки в стороны.

Я пропустил Серебровского в кабину и смирно сказал:

– Нет, не понравился. Я думаю, он похож на Фатеева.

– На кого? – удивился Сашка.

– На вице-премьера Фатеева. Помнишь? Ты через него вышиб Поволжский кредит…

Александр Серебровский:

ГЛУБОКОМЫСЛИЕ НА МОКРОМ МЕСТЕ

Как только машины рванули от Белого дома, оглушительно громыхнул громовой раскат, сиреневый сполох молнии располосовал черное небо и ливень рухнул стеной.

– На Баррикадную, – скомандовал в рацию начальник охраны Миша, повернулся к нам и пояснил: – Надеюсь объехать туннели, там сейчас весь транспорт станет…

– Валяй!

Но мы опоздали. Около зоопарка мы вмазались в глухую пробку – маленький пятачок уже намертво забили потоки автомобилей, стекающие сюда, как в воронку, с Пресни, Грузинов и площади Восстания. И назад уже хода не было – подперли в четыре ряда, во всю ширину дороги. И на встречной полосе – под завязку.

Охранник Миша, судорожно шарящий по волнам милицейской радиостанции, оторвался на миг и со злорадной улыбкой доложил:

– Гаишники визжат от ужаса – у Самотеки затерли в пробке кортеж Кириенко. Премьер на совещание опоздал…

– Все, суши весла. Будем ждать… Соедини меня с Палеем.

Миша быстро набрал цифры и протянул мне телефончик.

– Палей слушает… – буркнуло в трубке быстро, озабоченно.

– Привет, Вениамин Яковлевич. Доложи обстановочку…

– Биржа падает катастрофически… «Бетимпекс» прекратил платежи…

– Вот это хорошо! Первая добрая весть за день!

– Мне тут сказали, что через час Центральный банк ставки вздернет на дыбы.

– Ладно, как с эвакуацией «воздуха»?

– Трансферы завершены, акцепты с первого рубежа получены…

– Ага, отлично! Начинайте гнать их по цепочке дальше…

Вода ровно, гулко шумела по крыше автомобиля, за стеклом – серая безвидная мгла.

– Люди, к счастью, совсем не понимают друг друга, – неожиданно сказал Серега Ордынцев.

– О чем ты? – удивился я.

– Ты Завалишина грубо унизил. Объяснил, что только сталинские хамы были настоящими министрами. А он и не заметил…