Дивизион
Шрифт:
Так и Доктор проиграл тогда Карабашу. Как дальше развивались события после того случая, Азизов не знал. А теперь, вернувшись, сразу почувствовал, насколько обострены отношения между двумя группами – Доктора и Карабаша. Обе сплотились вокруг своих вожаков. В отряд собирающихся в скором уволиться солдат входили теперь также семеро — больше половины — из прослуживших год. Таким образом, в каждой из этих групп было по двенадцать человек. Азизова никто не брал в расчет, и если не считать Кузьму, который все-таки заработал уважение среди солдат своего призыва, несмотря на то, что был еще слабее, все остальные солдаты из отряда Карабаша казались теперь сильными и мужественными. Боевого духа им добавил Карабаш, хотя начало этому явлению положил Марданов. Затем проявили себя Самохин, Жаксыбаев, хоть последний не без поддержки Карабаша. Стал более уверенным Степанов, который горел желанием досадить Доктору и его друзьям. Что касалось Доктора, и тех, кому нужно было скоро домой, то для них главное было продержаться до конца срока службы и уехать домой не опозоренными. Поэтому отряд Доктора занимал оборонительную позицию. Отряд Карабаша, наоборот, ждал момента,
Ситуация обострялась с каждым днем, как бы отряд Доктора ни старался избегать конфликта с людьми Карабаша. В дивизионе при этом не многое изменилось. Новым старшиной был назначен прослуживший год Александров — высокого роста сержант из отряда Доктора. Он пытался в свою очередь восстановить былую власть старшины дивизиона, хотя сам особым уважением не пользовался.
Все началось со стычки однажды после ужина между украинцем Пащенко – закадычным другом Доктора — и Степановым. Крепко поругавшись, оба решили продолжить дискуссию за казармой, между кухней и складами. Азизов был в этот день опять в кухонном наряде и увидел, как все произошло. Увидев, как Степанов удалился вместе со старослужащим, все полугодки, уже сдавшие в тот день наряд, – все пять человек отправились вслед за ними к складам. Почуяв в чем дело, туда потянулись и «старики», включая старшину дивизиона Александрова. Когда все собрались с той и этой стороны, «стариков» оказалось восемь человек. Между тем после горячих взаимных обвинений, Степанов и друг Доктора перешли к делу. Последний, после того как Степанов сказал ему что-то очень резкое, ударил его со всей силы ногой в грудь. Степанова этот удар сотряс, но он удержался и не упал, а потом сам пошел на своего обидчика, широко раскрыв руки. Подойдя к противнику, бить его не стал, а просто легко и быстро уложил на землю. Но он явно не намеревался этим ограничиться. Тут вмешались сторонники Доктора, а сразу же следом вступили сторонники Карабаша. Кабардин Салкизов ударил Александрова, когда тот пытался оттолкнуть Степанова от лежащего на земле Пащенко. Получив мощный удар по лицу, старшина дивизиона закрылся руками и сел на корточки. К Степанову рвался Доктор, чтобы выручить друга. Возможно, Степанов в этот момент вспомнил, как его самого избивал Доктор, и нанес ему мощный удар. Доктор вскрикнул от боли и упал на землю. Тут уже Карабаш, Сардаров и Самохин бросились на остальных. Самохин ударил несколько раз подряд Алимжанова, от которого, как и всем нынешним полугодкам, ему тоже немало доставалось, когда он находился у него в кухонном наряде. Алимжанову пытался помочь новый водитель командира Меретов. Тут вмешался Жаксыбаев. Только Доктор и его друг поднялись с земли, как на них напали Карабаш и Сардаров. Карабаш, не вступая в открытый бой, пытался оттащить в сторону Пащенко. А Сардаров, схватив Доктора за ворот, нанес ему подряд несколько ударов головой: он хотел отомстить Доктору за перелом носа. По лицу Доктора текла кровь, его друг бился в железных объятиях Карабаша, Самохин справлялся с поваром, а Жаксыбаев с водителем командира. Когда Александров встал и подошел, чтобы помочь Алимжанову, опять вмешался Салкизов, потом подоспел Степанов. Трое из старослужащих не вступили в бой, а пытались разнимать сражающихся. Итого получилось шесть против пяти. Старослужащие были полностью повержены и разбиты. Теперь они сами просили прекратить драку и разойтись, что и пришлось вскоре сделать. В крови, с разбитыми носами и лицами вернулись старослужащие в тот вечер в казарму. Вечернюю прогулку пропустили, на что решил не реагировать дежуривший молодой лейтенант, догадавшийся, что произошло между солдатами. Когда все собрались в казарме на вечернее построение, друг Доктора умудрился вновь напасть на Степанова. Молодой лейтенант пытался остановить его криком, а когда это не подействовало, он достал свой пистолет и начал стрелять холостыми патронами в воздух.
Этот случай, как ни удивительно, не имел никакого отголоска у командования. Никто из офицеров об этом не упоминал, будто ничего не случилось.
А полугодки с этого дня стали дальше рваться к господству в дивизионе. Те, которые прослужили год и при этом не входили в отряд Доктора, не были им помехой – между собой они даже дружили. Нужно было теперь разобраться с только что призванными молодыми солдатами. В дивизионе должен был восстановиться прежний порядок подчинения, только во главе с полугодками, которые теперь являлись в дивизионе самыми сильными. Скоро настала очередь и молодых. Выведя их за кухню, полугодки, опять во главе с Карабашем, Сардаровым, Степановым и Самохиным, устроили настоящее побоище. Новые «шнурки», которых в тот момент оказалось даже больше, пытались вначале оказать сопротивление, что было, однако очень быстро сломлено. В тот день солдат последнего призыва избили очень жестоко. После этого все стало вроде бы на свои места. Полугодки, дружа с большей частью прослуживших год, стали править дивизионом и держать его в подчинении. Были ли офицеры в курсе происходящего или нет, но они вскоре назначили одного из полугодок – кабардинца Салкизова — старшиной дивизиона. Так было официально закреплено господство полугодок, и таким образом в дивизионе опять воцарился прежний порядок. Полугодки старались теперь держать солдат последнего призыва в жесточайшем подчинении, как это делали недавно уволившиеся старослужащие с ними. Отряд Доктора они превратили в изгоев, хотя особенно на них не давили.
Все происходящее в дивизионе как бы ничуть не коснулось Азизова. Его положение не улучшилось: он продолжал оставаться последним человеком в дивизионе. Его очень сильно тяготило то, что солдаты его призыва, добившись господства в дивизионе, не давали ему никакой поддержки даже после этого. Азизов оказался среди солдат своего призыва единственным изгоем, как хотел этого Карабаш. Так дальше служить было невозможно. Каждая сдача наряда превращалась для него в трагедию, кто бы ни
В комнате для просмотра телевизора и отдыха солдат, которая называлась «Красным уголком», висел планшет, на котором разъяснялось, в каких случаях солдат может нести наказание, а в каких нет. Внимание Азизова привлекло положение о самовольном оставлении воинской части. Здесь говорилось о том, что если это длится более трех суток, то солдата могут привлечь к ответственности и отдать под трибунал, который мог бы лишить его на несколько месяцев свободы. А если покинувший свою часть солдат вернулся обратно до истечения трех суток, то в этом случае ему ничего не грозило. Тут в голову Азизова пришла дерзкая мысль: оставить дивизион и до истечения третьих суток самому сдаться военному патрулю, только не возвращаться обратно в дивизион. Значит, надо было убежать в город, где находился полк.
Азизов начал обдумывать свой план, искать возможность оставить дивизион. Возле свинарника солдаты сделали большое и удобное отверстие в колючей проволоке, чтобы ходить за виноградом. Это место и дорогу к винограднику Азизов знал хорошо: он немало бегал за виноградом туда — и для себя и для «стариков». Эта же дорога, лежащая через виноградник, вела в небольшое село, которое расположилось приблизительно в двух километрах от дивизиона. В этом селе жили бывшие кочевники, перешедшие на оседлую жизнь, но во многом сохранившие свои обычаи. Чтобы сбежать, можно было в вечернее время пролезть через это отверстие и отправиться к селу. А там нужно было бы постучаться к кому-нибудь и попросить ночлега, поскольку ночевать на улице было еще холодно. Переночевав у одного из сельчан, он мог бы на следующий день с утра двигаться в направлении города. О том, как и где собирался он ночевать в городе, Азизов пока не думал. Вернувшись из санчасти, он получил зарплату сразу за три месяца и еще одну в последний день апреля, так что теперь у него были деньги, и их никто у него больше не отбирал. Так у него теперь скопилось около двадцати рублей.
Побег
На осуществление своего плана Азизов решился в последний день апреля. Он заступил в наряд по кухне и никак не мог сдать его. От него требовали, чтобы он как можно тщательнее везде убрал. Где-то около восьми вечера, так и не сдав наряд, он вышел из посудомойки, в которой заново должен был навести идеальный порядок по требованию вновь поступающих в наряд, и направился в сторону позиции. Стемнело, и никто не увидел, куда он ушел. По территории дивизии Азизов старался двигаться осторожно, чтобы его не заметил часовой. Он уже заготовил фразу, которую собирался сказать часовому, если тот остановил бы его.
– Иду в свинарник, проведать свиней.
Однако никакого часового он даже не встретил, повезло. Так Азизов дошел до свинарника, двинулся дальше до колючей проволоки и пролез через отверстие наружу. Теперь он двигался по дороге, ведущей к селу. Миновав виноградники, он оказался на пустом участке, лежащем между ними и селом. Стоял прохладный апрельский вечер, повсюду разносился аромат свежей весенней зелени, соловьи распевали свои песни о любви, в арыке вдоль дороги журчала вода. Красота! Хорошо бы уйти отсюда навсегда, от этих людей, от этого зла, творимого ими. И жить где-нибудь в лесу в ладу с самим собой и природой. Построить себе маленькую избушку из бревен и жить одному. Много-много людей делали это прежде и достигали величайшей духовности, высот мудрости и доброты.
Через полчаса, Азизов добрался до села. Уже взошла луна и осветила село. В какую же дверь постучаться, кто пустит его ночевать в своем доме? Положиться на свою интуицию и выбрать дом, на который укажет внутренний голос? Вообще-то люди здесь добрые и хорошо относятся к солдатам. Решиться было сложно. Вдруг Азизов увидел в одном из дворов мальчика и окликнул его:
– Хей, подойди сюда, мальчик!
Мальчик отозвался сразу, подошел к калитке, открыл ее и вопросительно посмотрел на солдата.
– Что надо? – спросил ребенок на местном языке.
Этот язык Азизов уже немного выучил и без труда объяснил ребенку, что хотел бы поговорить с его отцом. Мальчик велел подождать и вошел в небольшой домик.
Через несколько минут вышел хозяин и подошел к Азизову. Это был простой селянин, явно во многом соблюдавший старые традиции. Он был одет в длинную мантию, напоминающую халат, и широкие штаны, на голове тюбетейка. Хозяин радушно, тоже в соответствии с местными обычаями поприветствовал Азизова и сразу пригласил его в дом. На полу комнаты, куда вслед за хозяином вошел Азизов, был постелен небольшой коврик, на котором лежали несколько мягких красивых, расшитых узорами подушек. Хозяин показал ему место на этом коврике и предложил сесть. Азизов сел прямо на ковер и попытался удобно облокотиться на подушки, как это делал хозяин. С непривычки ему эта поза не показалась удобной, но он был очень благодарен этому человеку за отзывчивость, приветливость и доброе отношение. Не успели мужчины приступить к разговору, как в комнату вошла немолодая женщина, по-видимому, хозяйка, принесла чайник с заваренным чаем и такие же красивые узорчатые пиалы, поставила все это на коврик перед Азизовым, налила душистый напиток и, приложив руку к сердцу, подала его гостю. Такого аромата Азизов не чувствовал давно. Хозяйка была одета в длинное цветное платье, в котором ходили в здешних селах все простые женщины. Голова ее была покрыта таким же цветным платком. С грустной понимающей улыбкой поглядывала она на солдата.