Длань Одиночества
Шрифт:
— Что значит, не успел? — ледяным тоном спросил Никас.
— Виталий Антонов, — намекнул редактор.
— Ага-а-а.
— Точно так. Никас, я вижу, что ты не рад. Мол, ты приносил мне деньги, был главным добытчиком журнала, все тебя знали и любили, а как только тебя начало подтапливать, жадная сволочь Дмитрий Арнаутов, жадная и беспринципная, погнал тебя взашей. Ты жертва, Никас, я не спорю. Но некоторым приходиться не слаще, чем тебе. Одни превозмогают, другие становятся развалинами. Я верю, что ты из первых. Что эта твоя энергия — здорова, признак восстановления.
— Ты предупредить меня мог? — спросил Никас после продолжительного молчания. — Ты что сегодня утром с ним повстречался? Ты мог меня предупредить. Заранее. Я бы…
— Ну что? — с тоской спросил редактор. — Что б ты сделал? Равнодушно агакнул бы в трубку. Я еще раз повторяю, то, что ты сейчас кипишь праведным гневом — для меня большой сюрприз. Я думал, и не безосновательно, что тебе будет по барабану. Пойдешь, устроишься корректором в какую-нибудь газету. Ну, нет у меня мест. Нет. А платить просто так, я даже тебе не намерен. Никас, ты уволен. За профнепригодность.
Аркас встал, опершись рукой о спинку кресла. Не стоило передавать его чувства языком слезливого романиста, потому что это было слишком личное. Кроме того, Никас вовсе не собирался ныть. Он спокойно вытащил из нагрудного кармана пропуск и положил его на стол Арнаутова. Тот одобрительно кивнул.
— Гонорары за последние работы я тебе выплачу, хотя они и… Такое. Знаешь, что я тебе еще скажу: если нужна будет помощь по трудоустройству… Рекомендации там, протекции: звони. Уж в этом не откажу.
Бабочка, сидящая на подоконнике, за оконным стеклом пошла гневно-бордовыми пятнами. Она будто никак не могла решиться на что-то.
И быстро ударила крыльями.
Редактор тут же поперхнулся чаем и надрывно заперхал, показывая на спину. Мария хлопнула его между лопаток. От такого участия мог бы рассыпаться бык.
— Вот дьявол, — просипел Арнаутов, пытаясь отдышаться. — Ой.
В этот момент сработала пожарная тревога. Никас обернулся на звук: звон был невыносимый.
— Это еще что такое?! — слабо воскликнул редактор. — Мария, быстро! Все узнать и доложить!
Никас вышел вслед за ней из кабинета. Лифт был занят. Он спустился по лестнице вниз, на четвертый этаж. Там все было в дыму. Что-то действительно горело. Метались люди. Кто-то убегал вниз, кто-то возился с огнетушителем. Слышались визги и мужская ругань.
Все происходило удивительно быстро, как будто заранее было спланировано и отрепетировано. На выходе Никас услышал приближающийся вой сирен. Небольшую площадь перед зданием наводнили люди. Выбежавшие работники и простые зеваки. Они смотрели, как лопаются от жара окна четвертого этажа. Подкатили пожарные расчеты.
Никас шел, проталкиваясь через сочувствующих и развлекающихся. Добрался до своей машины. Он не знал, что делать дальше. В его жизни появилось слепое пятно совершенной неопределенности.
Напиться
А потом уехал.
Глава 2
Никас надрался как пират.
Он знал, что именно этим все и закончиться. Он слишком долго, понемногу, но уверенно, совершенствовался в этом ремесле у себя на балконе.
Его самообладание стремительно падало. Сначала он пил как аристократ, рюмками, потом как работяга — стаканами. Пока, наконец, не вошел, собственно, в роль флибустьера пропивающего выручку с награбленного у колонистов какао.
Сюжетный поворот не слишком достойный сильного человека. К тому же грека, чьи предки были родоначальниками физики и философии.
А вел он себя безобразно. Особенно под конец. Никас то угрожал кому-то местью и знакомством потусторонними силами, то рыдал и жаловался на хромую судьбу. Его, то сопровождали, то оставляли наедине какие-то женщины. Разжалованный мастер географических сенсаций, призывал людей тут же, на месте, организовать издательство нового журнала под названием «Вокруг света за восемьдесят дней». И страшно оскорбился, когда ему сказали, что это название романа какого-то там Жюляверна.
Ох уж эти французы, — размышлял Аркас, каким-то образом оказавшийся посреди печального интерьера, состоящего из мусорных контейнеров, жирной грязи и пустых коробок. Он никак не мог определить, в каком положении находиться. Во всяком случае, передвигаться в текущей позе было невозможно.
Какое-то время он экспериментировал, пока, наконец, не встал на ноги. После этого Никас вернулся в бар. Бабочка сидящая на водосточной трубе почти светилась от хаотично переливающихся узоров. Ее крылья мелко дрожали, словно в тонком ритме.
Никас этого не знал, но ему уже несколько раз чудом удалось избежать сильных травм. Он посетил несколько приличных мест, везде затевая дебош и смуту. Пока не оказался в совсем уж злачном заведении, где чудом пропустил удар бутылкой. Один раз даже ножом. Сколько-то раз увернулся от кулака. Каждый раз его недоброжелателям что-то мешало. То они промахивались, то оскальзывались на ровном месте, то сами получали от Никаса в скулу.
Потом он самостоятельно приложился носом об заплеванный столик, и, вытирая кровавые сопли, добрел до раковины.
— Что ты делаешь? — спросило треснутое зеркало.
Никас, не обращая внимания, плескался в холодной водичке.
— Вернись домой. Просто выйди на тротуар и к тебе сразу подъедет такси.
— Я здоров, — пробормотал Никас, подставив голову под струю. — Я совершенно здоров.
— Ты до сих пор думаешь, что я иллюзия? — спросило зеркало утомленно. — Немедленно отправляйся домой, пока я окончательно не вышел из себя.
— Пошел ты…
— Вот так значит, да? Ну ладно.
Бабочка все еще сидела на водосточной трубе. Она перестала мерцать и вытянула вверх усики. Сигнал был принят. Она изменила узор и затрепетала иначе.