Для чего мы живем? Взгляд с позиции субъективного реализма
Шрифт:
Получается, что мы можем, не слишком погрешая против истины, смотреть на мир с двух точек зрения: материалистической и идеалистической. При этом идеалистическое мировоззрение больше соответствует человеческой природе. Глядя на мир через призму нашего сознания, позволяя себе строить аналогии на основе явлений духовной жизни, нам легче достичь глубокого понимания обретаемых таким образом знаний о мире, что важно для формирования адекватного обыденного мировоззрения. В этом случае в познании мы реализуем своего рода антропный принцип.
Антропоморфизм далеко не всегда ошибочен или наивен. Кто-то из древнегреческих философов иронизировал над тем, что люди творят богов по своему образу и подобию. Однако лишь при таком подходе можно распознать в устройстве мира разумное начало. А оно там, безусловно, должно присутствовать, иначе трудно было бы объяснить сам факт существования
То, к чему мы в итоге пришли, во многом напоминает пантеистические концепции Плотина, Спинозы или Лейбница. Но пантеизм довольно многообразен. Принимая его базовое положение, утверждающее, что бытие высшего, божественного начала неотъемлемо от бытия мира, мы вместе с тем должны согласиться с теизмом в том, что это начало имеет личностную природу.
Данный подход отнюдь не подразумевает, что видимый материальный мир — это «тело» Бога. Вообще, то, что до сих пор здесь понималось под материей, достаточно сильно отличается от привычного ее понимания. Материя видимого мира, рассматриваемая как «конструктор», состоящий из атомов и молекул, принадлежит сфере явлений, тогда как та материя, о которой идет речь, представляет сущностную основу всех явлений. В определенном смысле можно сказать, что материя в традиционном понимании — назовем ее физической — «не материальна». Хоть это утверждение и кажется нарочито парадоксальным, в нем выражена вполне очевидная мысль.
Теоретически полагается, что материя — это основа всего, т. е. субстанция бытия, то, что подлинно существует. Однако для физической материи существование не является постоянным, неотъемлемым свойством. Любой материальный объект не вечен и распадается на составляющие компоненты вплоть до элементарных частиц, также подверженных распаду или по крайней мере предположительно состоящих из более фундаментальных частиц. В итоге материя сводится к вакууму, пространству, энергии, которые, если отвлечься от математических абстракций, превращаются в синонимы «ничто». Действительно, дать этим физическим понятиям смысловую интерпретацию, не прибегая к математическим формулам, достаточно сложно. Это все равно что представить птичий полет без птицы. По сути, эти понятия выражают явления без сущностей. Другими словами, они характеризуют не сами сущности, а их отношения. Поэтому можно сказать, что выражаемые в них явления нематериальны, т. е. не имеют собственной субстанциальной основы.
Чтобы лучше в этом разобраться, зададим себе вопрос, материален ли, например, силлогизм. Очевидно, нет — в том смысле, что нельзя, скажем, взять его и поставить на стол. В то же время как понятие в человеческом сознании, как звуковые колебания, порождаемые голосом, как набор графических символов силлогизм несомненно существует. Будучи зависим от физической материи, он выражает отношения материальных объектов.
Приведем другой пример. Рассмотрим, существует ли в действительности цвет. Формально мы опять же должны ответить отрицательно, поскольку и зелень листвы, и оранжевая кожура апельсина являются таковыми не потому, что состоят из зеленых и оранжевых элементов материи. Воспринимаемый нами цвет связан с физическими взаимодействиями между глазом, мозгом, светом, внешними объектами и характеризует длину оптической волны, т. е. параметры потока фотонов и структуру отражающего его объекта. Иначе говоря, он представляет собой определенное отношение физических элементов. Аналогичным образом и физическая материя (тот же стол, апельсин или фотон) представляет собой лишь отношения элементов материи-субстанции.
Сложность этих отношений предопределяет многослойность, многоуровневость бытия. Каждому уровню соответствуют свои проявления сознания, или духовности. В предельной концентрации они присутствуют на том уровне, где все отношения и ассоциации образуют полное единство. Этот уровень бытия и есть бытие Бога. На последующих ступенях бытия по мере их удаленности от этого предела единство становится все более фрагментарным. Тем не менее всякое единство, длящееся во времени и потому имеющее некую целостность и свою «историю», обладает чертами «я» и признаками сознания. Физический мир кажется нам бездушным и разобщенным, поскольку на нашем уровне бытия сознание существует в относительной изоляции и для него в достаточной полноте доступно только самоощущение. Но если бы мы могли заглянуть за видимую «декорацию», нам бы открылось
Более явственно представить это можно благодаря отдельным описаниям, встречающимся в религиозно-мистической и философской литературе; в частности, в текстах таких непохожих мыслителей, принадлежащих к тому же к разным культурам, как Чжуан-цзы и Плотин. Так, у Чжуан-цзы находим следующий пассаж: «Природа, достигнув совершенства, возвращается к свойствам, свойства в высшем пределе [становятся] тождественными первоначалу, тождественные [первоначалу] становятся пустыми, а пустые — великими. [Это как бы] хор, поющий без слов, сомкнув губы. Объединяясь в таком хоре, сливаются с небом и землей. Их единение смутное, то ли глупое, то ли неосознанное, [но] это называется изначальным свойством, тождественным великому согласию [с путем]» [10] .
10
Мудрецы Китая. СПб., 1994, с. 196.
Плотин дает такое описание: «...Там [в высшем небе. — Авт.] все вещи прозрачны и нет ничего темного или сопротивляющегося взгляду; все явны для всех и в своем сокровенном, и во всем остальном, так как свет прозрачен для света. Каждое Там имеет всё в себе и видит всё в другом, так что всё есть везде, и каждая, и все вещи есть всё... Там есть некая ненаполнимость [созерцанием], и полнота не создает пренебрежения в наполнившихся [тем, что их наполняет]: видящий всё больше видит бесконечность себя и того, что он видит, следуя своей природе» [11] .
11
Плотин. Пятая эннеада. СПб., 2005, с. 217–218.
При всем различии приведенных текстовых отрывков оба они указывают на то, что для истинной природы вещей характерна объединенность в некоем состоянии созерцания. Причем состояние это достаточно активно, ибо потенциально неисчерпаемо и никогда не достигает предела. В силу своей всепоглощающей притягательности оно в какой-то мере сравнимо с экстатическими состояниями, возникающими в ходе мистических практик, и может быть уподоблено «слиянию с небом и землей» в «хоре, поющем без слов». Помимо аллюзии на музыку Сфер, в этих даосских метафорах можно усмотреть намек на особенности такого, погруженного в глубины бытия, созерцания. Слияние с миром — едва ли не то же самое, что растворение в нем. Равным образом и хор, поглощенный исполнением песни без слов, словно бы растворяется в этом, забывая все, относящееся к обычной сознательной деятельности. Созерцать в данном случае скорее означает видеть, чем мыслить, точнее, тут все эти понятия становятся тождественными. Если мышление Бога, совпадающее с Его бытием, есть, по словам Плотина, «некое разумное самоощущение» [12] , то мышление сущностей низшего порядка, объединенных в конгломерации различных уровней, представляет собой такое — почти бессознательное, с нашей точки зрения, — созерцание, обращенное в бесконечность.
12
Плотин. Пятая эннеада. СПб., 2005, с. 128.
Тут как раз уместна антропоморфная аналогия: группа людей, объединенных каким-либо общим делом, даже при видимой разумности их совместной деятельности, не является единым разумным существом; однако в этом случае можно говорить о коллективном разуме, психологии толпы и т. п. Любое материальное образование представляет собой очень большую группу элементов, количество «степеней свободы» которых сильно ограничено самой структурой их объединения; и здесь, вероятно, применимо понятие Мировой души, как оно трактуется в философии Платона и неоплатонизме. Проявляться она может, например, как смутное самоощущение материального предмета или как коллективное сознание людей, принадлежащих к одной культуре. Вместе с тем явственно ощутить такое «поле разумности» мы вряд ли способны. Поэтому нам, в сущности, нет нужды кардинально менять свои привычные представления. Мир разума для нас ограничен индивидуальными формами живой природы, т. е. в первую очередь человеческим сообществом, а также миром животных и, возможно, отчасти растений (если судить по некоторым сведениям об их «поведенческих реакциях»).