Дмитрий Балашов. На плахе
Шрифт:
И неуравновешенности, и путаницы в его голове было предостаточно…
В 1926 году Михаил Михайлович Гипси-Хипсей женился на художнице ТЮЗа Анне Николаевне Васильевой [2] и переехал в ее квартиру на улице Чайковского [3] . А через год, 8 ноября 1927 года, у них родился первенец – Эдвард Гипси-Хипсей [4] .
Насчет фамилии, которой отец-футурист наградил своего первенца, все понятно. Но он ведь и имя его, выбранное в полном соответствии с православной традицией [5] , тоже – и тут не смог обойтись Михаил Михайлович без футуристического
2
Как писал Г.М. Балашов, брат писателя, жизнь матери после 1917 года была нелегкой. Училась она в Университете на биологическом факультете, но когда родился Дмитрий, университет пришлось оставить. Работала художником-декоратором в ЛенТЮЗе, а в старости получила диплом реставратора икон и работала по этой специальности.
3
Тогда к нему на улицу Чайковского перебралась и мать – Мария Семеновна Кузнецова.
4
Второй сын, ставший потом Григорием Михайловичем Балашовым, носил от рождения имя Генрика Гипси-Хипсея.
5
Дмитрий Михайлович Балашов родился 8 ноября (26 октября), на день памяти великомученика Дмитрия Солунского.
И тут, разумеется, не могло и речи идти о необходимости обезопасить сына, поскольку ни ему, ни самому Михаилу Гипси тогда ничего не грозило. Скорее можно говорить о какой-то болезненной гримасе.
Большевистская Россия наших интернационалистов затаптывала Россию русских, и перемена фамилии становилась своего рода внутренней эмиграцией. И хотя такие люди, как Михаил Гипси, и в мыслях не держали выехать за пределы страны, но внутренне они покидали Россию. В каком-то смысле, это было подсознательным протестом против экспансии интернационалистов.
Конечно, далеко не каждый русский человек способен был на подобную внутреннюю эмиграцию, но Михаил Михайлович Гипси, прошедший школу футуристов, не каждым и был.
Как относился к отцу сам Дмитрий Михайлович, не известно, но некая ирония по отношению к отцу очевидно присутствовала.
Станислав Панкратов рассказывал, что Михаил Михайлович Гипси-Хипсей был «человеком весьма необычным, беззаветно преданным театру (он увлеченно играл даже задние ноги лошади Дон Кихота)» [6] . Едва ли Станислав Александрович мог узнать об этой подробности от кого-либо кроме самого Дмитрия Михайловича Балашова или его матери Анны Николаевны Гипси.
6
Наука и бизнес на Мурмане. Науч.-практ. журн. Мурманск. № 2(47), 2005. С. 48.
Как бы то ни было, но отцовское наследство – об этом свидетельствуют почти все, кто запомнил Дмитрия Михайловича в молодости! – явно тяготило его.
Впрочем, иначе и не могло быть…
Любой писатель знает, что, если в уже написанном романе, повести или рассказе он попытается переменить имя героя, произведение сразу поблекнет, утратит свою жизненную убедительность.
Что же говорить о том произведении, в котором мы сами отчасти являемся героями!
Уже в первые часы жизни будущий писатель, как рассказала Анна Николаевна Гипси, был хмурым и озабоченным…
– Фу! – вырвалось тогда у Анны Николаевны. – Дюка-то какой…
Близкие Дмитрия Михайловича, возможно, с его собственных слов, толкуют это слово по словарю В. Даля, где «дюка» обозначает молчаливого или угрюмого человека, медведя, буку…
Так же поступают и некоторые биографы писателя, развивая толкование В.И. Даля применительно к Д.М. Балашову.
«И хотя Дмитрий Михайлович не был угрюм, но от хозяина леса унаследовал и хватку, и смелость, и силу. Так имя Дюка и прилепилось к нему» [7] .
7
Наука и бизнес на Мурмане. № 2(47) 2005. С.7.
На наш взгляд, Анна Николаевна вкладывала в прозвище сына иной смысл. Ведь назвать
Тем более, что у слова «Дюка» есть и другое значение…
Это еще и имя знаменитого персонажа русской былины, молодого боярского Дюка Степановича, славного не только своей удалью, но и упрямством и какой-то совершенно необыкновенной заковыристостью.
Возможно, этого персонажа былины, которую она могла читать в гимназии, и вспомнила Анна Николаевна Гипси, когда принесли ее первенца.
Приходил-то Дюк да к родной матушке,Говорил-то Дюк да таково слово:«Ты свет государыня моя матушка!Мне-ка дай прощеньице-благословленьице,Мне-ка ехать, Дюку, в столен Киев-град».Мать отказывается благословить сына, поскольку путь в Киев далек и труден, но Дюк не унимается.
«Во всех градах у меня побывано,А всех князьев да перевидано,Да всем княгиням-то послужено, —В одном во Киеве не бывано,Киевского князя-то не видано,Киевской княгине-то не служено».Но и эти доводы не убеждают матушку:
«Я не дам прощеньица-благословленьицаТебе ехать, Дюку, в столен Киев-град.Как ведь ты, дитя мое, заносливо,А заносливо да хвастоватое,Похвастать, Дюк, ты родной матушкой,Похвастать, Дюк, да ты добрым конем,Похвастать, Дюк, да золотой казной,Похвастать, Дюк, да платьем цветныим.А во Киеве люди все лукавые,Изведут тебя, Дюка, не за денежку».Но Дюка не переспорить, не переубедить…
Говорил-то Дюк да таково слово:«Ты свет государыня моя матушка!Тем меня ты не уграживай.Дашь прощеньице – поеду я,Не дашь прощеньица – поеду я».Говорила Дюку родна матушка:«Ай ты, дитя ты мое милое,Молодой ты боярский Дюк Степанович!Тебя Бог простит, Господь помилует».Весьма вероятно, что именно этот общеизвестный эпизод былины «Дюк Степанович и Чурила Пленкович», записанной еще А.Ф. Гильфердингом, и возник в памяти Анны Николаевны, когда, увидев первенца, обостренным материнском чувством отгадала она вдруг и его непростой характер, и будущую нелегкую судьбу…
И тогда и сорвалось с губ слово, заменившее сыну выдуманное отцом имя…
Связи характера Дмитрия Михайловича с характером Дюка Степановича, параллели былинного сюжета с судьбою Балашова прослеживаются во многих эпизодах жизни Балашова, но сам Дмитрий Михайлович не только проживал отдельные эпизоды былины в собственной жизни, но и изучал ее, как фольклорист… Одна из его работ, так и называется «Уникальная редакция былины о Дюке Степановиче» [8] .
Тут, кстати, уместно помянуть, что в письмах к матери, подписанных «Дюк», Дмитрий Михайлович тоже иногда вспоминает и саму былину. Например, в письме за 12 июля 1963 года он пишет матери: «Нашел былинщика, записал одну былину «Дюка» коротенького» [9] . То есть в общении друг с другом они поминали не «буку», не медведя, а все-таки былинного персонажа.
8
Русский фольклор. Л., 1971. Вып. XII. С. 230–237.
9
ГАНПИНО. Ф.8107 o. 1 Дело 1103, лл. 1–2.