Дмитрий Донской
Шрифт:
Итак, до восемнадцати лет Дмитрий Донской мог видеть только войну-игру. Московско-суздальская война сильно напоминала судебный поединок — «поле», участники которого сражаются тупым оружием до первой крови.
Осенью 1368 года он впервые увидел другую войну: нашествие сильного и беспощадного врага, уничтожающего всё на своем пути. Этот враг говорил на невнятном языке и молился неведомым богам. И хотя литовцы исчезли так же стремительно, как и появились, прежде боявшаяся одних лишь татар Москва теперь почувствовала себя между молотом и наковальней.
Тени
Война с Литвой 1368–1372 годов, в ходе которой Дмитрий Донской получил боевое крещение, первый личный опыт в качестве воина и полководца, может быть правильно понята только в контексте отношений русских земель с их северо-западным и западным соседом — Великим княжеством Литовским. История этих отношений прослеживается не ранее чем с середины XIII века.
Наши знания о начале исторического пути Литвы носят случайный характер: русских летописцев мало интересовали события в этом регионе, а сами литовцы до принятия христианства по католическому обряду в 1387 году не имели письменности, а стало быть, и возможности для письменной фиксации исторических событий.
Территория этнической Литвы (примерно в границах современного Литовского государства) в XIII веке представляла собой своего рода анклав родо-племенных отношений, окруженный сильными государствами и государственными образованиями — Польшей, Русью, Золотой Ордой и Тевтонским орденом с его Ливонским ответвлением. Сильная внешняя опасность ускорила объединение литовских племен. Однако внутренние предпосылки для создания государства — имущественное расслоение, наличие потомственной знати, развитые отношения собственности и т. д. — были еще весьма слабы. Страна делилась на самостоятельные области, во главе которых стояли племенные князья. Всё это напоминало Киевскую Русь времен Рюрика и Олега.
Сохранению патриархальных отношений способствовал географический фактор. Литовские земли не имели богатых природных ресурсов и были отделены от моря владениями Тевтонского ордена, обосновавшегося в этих краях с начала XIII столетия. В ландшафте страны преобладали леса и болота. Литовцы занимались земледелием и промыслами, жили в маленьких деревнях, далеко отстоявших одна от другой. Сохраняя приверженность языческой религии, литовцы оставались едва ли не единственным народом Европы, не принявшим христианства в качестве официальной государственной религии. Это затрудняло общение с соседними странами, превращало литовцев в изгоев европейского сообщества.
Внутреннее политическое устройство Литвы было весьма неустойчивым и хрупким. Сильнейший из племенных князей являлся носителем верховной власти. (Русские летописи называли его великим князем Литовским, а западные источники — королем Литвы.) Он разделял эту власть с самым влиятельным из своих сородичей («субмонархом»), который и наследовал трон по его кончине. Влияние на политику великого князя этого «второго лица в государстве», а также местной знати и членов правящего рода было очень велико.
Сознавая необходимость укрепления государственных структур и вхождения в семью христианских народов, литовская правящая элита по-разному понимала конкретные способы решения этих задач. Уже
Сам Миндовг принял крещение по католическому обряду в 1251 году (140, 53). Однако это был скорее личный шаг, чем акт государственного значения. К тому же значительная часть литовских земель (Жемайтия) еще долго оставалась фактически независимой от власти великого князя Литовского. Жемайты категорически не желали принять христианство и потому служили постоянной мишенью для военных акций Тевтонского ордена, перебравшегося в Прибалтику после окончательного изгнания крестоносцев из Святой земли. Для походов на язычников жемайтов Орден периодически собирал под свои знамена цвет европейского рыцарства. И если в XII столетии юный французский или немецкий дворянин мечтал совершить подвиг и получить посвящение в рыцари в Палестине, то теперь ее место заняла языческая Литва.
Проблема «крещения Литвы» имела не только религиозный, но и политический аспект. В роли «крестителя Литвы» (с последующими материальными и духовными преференциями) желал выступить и собственно папский престол, и польский король, и рижский католический архиепископ. Тевтонский орден и его Ливонское ответвление (Ливонский орден) также претендовали на эту роль. Однако тевтоны понимали, что исчезновение языческой Литвы лишает Орден «образа врага», а стало быть, и смысла своего существования. Отсюда — двойственное, противоречивое отношение Ордена к идее единовременного и добровольного «крещения Литвы».
Отсутствие в Литве времен Миндовга устойчивой традиции передачи по наследству верховной власти вело к заговорам, мятежам и дворцовым переворотам. Как и на Руси, обычный сюжет политической драмы заключался в соперничестве дяди и племянника. Племянник Миндовга Товтивил, пользуясь поддержкой как внутренних, так и внешних врагов великого князя, начал с дядей длительную усобицу. Чувствуя слабость своей власти, Миндовг решил укрепить ее путем принятия королевского венца. Посланцы папы Иннокентия IV совершили этот акт 6 июля 1253 года (140, 55).
Гибель Миндовга стала следствием семейной драмы, за которой, впрочем, можно видеть искусную политическую интригу. После кончины своей второй жены Марты в 1262 году Миндовг взял в жёны ее младшую сестру, которая к этому времени уже была замужем за Довмонтом, одним из литовских князей. Оскорбленный Довмонт принялся искать случая отомстить Миндовгу. Осенью 1263 года он подстерег и убил великого князя и двух его сыновей — Руклиса и Рупейкиса. Таким образом, династическая линия Миндовга прервалась. Единственный оставшийся в живых сын Миндовга Войшелк еще при жизни отца принял монашеский постриг. В борьбу за власть вступили племянники Миндовга — Товтивил и Тройнат. Вскоре Товтивил был убит, а великим князем провозглашен Тройнат. Но и он через полгода был убит сторонниками Войшелка, временно покинувшего монастырь и желавшего отомстить убийцам отца.