Дмитрий Донской
Шрифт:
Ордынский визит Михаила Тверского
Горькие вести о разорении москвичами родного Микулинского удела быстро долетали к Михаилу Тверскому в Литву. Мог ли он сидеть сложа руки, когда враг опустошал его наследственную вотчину? Но что он мог предпринять? Его собственные силы были невелики. Гедиминовичи были заняты своими заботами и на сей раз не спешили на помощь тверскому союзнику. Единственное, что мог предпринять Михаил Тверской в этой ситуации, — немедленно отправиться в Орду с жалобой на произвол Москвы. Именно так он и поступил…
Ордынский фактор — вечная загадка русской истории. Ответ на нее погребен под глинистыми
Sic transit gloria mundi! Так проходит мирская слава! Этот возглас невольно приходит на память всякому, знающему историю здешних гиблых мест… Но шесть веков назад здесь кипела жизнь, сверкала остро отточенная сталь, решались судьбы народов и правителей…
Что думали «кибиточные политики» о запутанных делах русского улуса? Какими правилами руководствовались в своих решениях? Бог весть…
Ни в Твери, ни в Москве, ни в Вильно не забывали о том, что на южном горизонте грозной тучей темнеет ослабевшая в смутах, но всё еще опасная Орда. Еще до своего второго бегства в Литву Михаил Тверской имел какие-то контакты с татарами, результатом чего стало прибытие в Тверь осенью 1370 года ордынских послов Каптагая и Тюзяка. Они привезли Михаилу ярлык на великое княжение Тверское — признание Ордой его прав как старшего в семействе тверских князей (43, 92).
Однако послы опоздали. Явись они немногим раньше — и Дмитрий Московский, возможно, не решился бы начать войну против признанного Мамаем великого князя Тверского. Но теперь их миссия была «вчерашним днем». Михаил уже ушел в Литву, а московские полки топтали Тверскую землю.
Татарских послов, как водится, наградили за труды и с честью отправили обратно. Однако Михаил и Ольгерд, узнав о их миссии, восприняли ее как неожиданный сигнал дружелюбия со стороны фактического правителя степей бекляри-бека Мамая. Такие возможности серьезный политик упускать не имеет права…
И вот уже сам Михаил Тверской, не теряя времени, устремился в Орду. Объезжая стороной московские земли — вероятно, через Смоленск, Брянск и Рязань, — тверской князь проделал полторы тысячи верст по размокшим осенним дорогам и в воскресенье 1 ноября 1370 года явился в ставку Мамая.
(Летописный текст можно понять так, что Михаил 1 ноября только выехал из Литвы в Орду. Но это явный сбой текста. В той обстановке тверской князь не мог два месяца сидеть без дела в Литве. Кроме того, к началу ноября Дмитрий Московский с войском уже давно покинул тверские земли, и поездка в Орду теряла для Михаила всякий смысл. Но если признать, что Михаил поехал в Орду где-то в середине сентября — то его приезд к Мамаю 1 ноября будет самым реальным сроком.)
«Князь великии Михаило Александрович, слышав таку изгибель своея отчины, до Филипова заговениа за две недели (1 ноября 1370 года. — Н. Б.) из Литвы поиде в Орду, прииде к Мамаю, печалуя и жалуя, и тамо многы укоры изнесе и многы вины изложи, паче же всего въсхотеся ему самому княжениа великаго и многы дары раздав и многы посулы рассулив князем Ординским и рядцям (сановникам. — Н. Б.), испроси себе посол царев именем (Сарыхожа. — Н. Б.). И взем ярлык и вышел был на княжение на великое…» (43, 93).
Не желая долго оставаться у Мамая, получив ярлык и отряд сопровождения,
Цари приходят, цари уходят…
В степях всё еще продолжалась многолетняя смута, хотя первенство Мамая становилось всё более очевидным. Но тут судьба возвела на пути Мамая новые препятствия. Вот как рассказывает об этом современный историк Золотой Орды:
«Сам Мамай не спешил занимать столицу по очень простой причине: в том же 1369 г. хан Абдаллах, возведенный им на престол, скончался, и бекляри-бек был озабочен поисками нового ставленника из рода Бату, который был бы признан легитимным преемником Абдаллаха. Наконец, его выбор пал на юного Мухаммад-султана, также потомка Узбека. Мамая сильно беспокоила одна проблема: Мухаммаду было всего 8 лет, и бекляри-бек имел серьезные опасения, что эмиры и областные правители не признают власть столь юного хана. Чтобы Сарай не пустовал, Мамай совершил еще один беспрецедентный в истории Золотой Орды поступок: он возвел на престол собственную супругу Тулунбек-ханум, дочь Бердибека, которая правила в Сарае в 773 г. х. (1371/72 г.). Власть ее признала не только столичная округа, но и Тагай, эмир Мохши, где также стали чеканиться монеты с ее именем.
…После некоторых колебаний в 1370 г. Мамай от имени Мухаммад-хана выдал ярлык на великое княжение Михаилу Александровичу Тверскому-Микулинскому — представителю тверского княжеского дома, давнему сопернику Москвы…» (264, 130).
Торговец воздухом
Было время, когда ханский ярлык на великое княжение Владимирское служил «козырным тузом» в политической игре русских князей. Но на дворе уже стояли иные времена. Ханский ярлык давал право на участие в крупной игре, но вовсе не гарантировал выигрыш. Продавая Михаилу Тверскому ярлык без обязательности его исполнения, Мамай, по сути, выступал в роли торговца воздухом. Этого, кажется, не понял простоватый Михаил, плативший за «воздух» тяжелым тверским серебром…
Обычно полный сочувствия к Михаилу Тверскому, создатель Рогожского летописца на сей раз не удерживается от сарказма.
«И взем ярлык (Михаил Тверской. — Н. Б.) и вышел был на княжение на великое, зовучися сам князь великыи. Они же (москвичи. — Н. Б.) не приаша его; не тъкмо же не приаша его, но и переимали его по заставам и многыми пути ганялись за ним, ищуще его, и не стигоша его. И тако едва утече не въ мнозе дружине и прибежа пакы в Литву» (43, 93).
Эту удивительную картину — никем не признанный великий князь Владимирский бежит, словно заяц, запутывая след, от своих могущественных преследователей, которых летописец кратко именует «они», — можно принять за реальность только в том случае, если допустить, что у Дмитрия Московского была предварительная тайная договоренность с Мамаем. Суть ее должна была состоять в том, что Мамай продавал Михаилу Тверскому ярлык на Владимир, но при этом обещал Дмитрию Московскому не вмешиваться в московско-тверской спор и оставлял вопрос о верховной власти на усмотрение судьбы. Наличие такой договоренности более чем вероятно. В Москве хорошо знали давнюю наклонность тверских князей «сидеть между двух стульев» и в трудную минуту метаться между Литвой и Ордой. Соответственно, московские доброхоты заранее убедили Мамая продать тверскому князю ничем не обеспеченный ярлык. И эта затея им вполне удалась. Далее дело перешло в руки московских воевод…