Дмитрий Донской
Шрифт:
Зараженные бубонной чумой.
Миниатюра из Тоггенбургской Библии. 1411
Обогнув всю Европу, чума, как бы затягивая свою роковую петлю, с запада пришла в русские земли. Летописи отражают развитие эпидемии с разной степенью полноты. Особое внимание к этой теме (как и вообще к теме Божьего гнева) проявляет составленная под началом митрополита Даниила и переполненная церковной риторикой Никоновская летопись (1520-е
Ближайший сосед Полоцка и его торговый партнер Смоленск через два года тоже был охвачен эпидемией. «Того же лета мор бысть велик в Смоленьсце на люди», – сообщает Рогожский летописец под 6860 (1352) годом (43, 61). Заметим, что датировка событий середины XIV столетия в летописях весьма сбивчива. Возможная неточность составляет год, а иногда и более.
Понятно, что такое бедствие не могло остаться без внимания летописцев. Но, как всегда, изначальная версия летописного рассказа короче и прозаичнее расцвеченных риторикой и домыслами более поздних редакций. Синодальный список Псковской второй летописи (конец XV века) дает лишь краткое сообщение: «В лето 6860 (1352). Бысть мор зол въ Пскове и по селом и по всей волости хракотныи (кровохарканье служит признаком легочной формы чумы. – Н. Б.); о сем пространне обрящеши написано в Руском летописци» (62, 27).
Новгородский архиепископ Василий был человеком мужественным и решительным. Он отправился в охваченный эпидемией Псков и там совершил крестный ход и молебен. Этот вызов судьбе стоил ему жизни. В Пскове владыка занемог и умер на обратном пути. «Сана светлостью не умолена бывает смерть: на всех внизаеть многоядныа своа зубы», – философски замечает по этому поводу летописец (62, 99).
Рассказав о кончине архипастыря, псковский летописец возвращается к общей картине «великого мора». Он вспоминает, что упустил один важный вопрос: откуда, из каких краев пришла на Русь небывалая беда? Подобные географические (или топографические) изыскания имели не только отвлеченно-познавательный характер. Найти первоисточник беды, ее непосредственного виновника необходимо было для правильного понимания причинно-следственных связей как на небесном, так и на земном уровнях. Не случайно, рассказывая о больших городских пожарах, летописец обязательно отмечает, откуда, из какого дома началось распространение огня.
На вопрос о географическом происхождении «великого мора» летописец дает уклончивый ответ: «Некотории же реша: той мор из Ындискои земли от Солнца града» (62, 102).
«Солнечный град Фригийской страны» – Илион во Фригии, в районе древней Трои (4, 253). Фантастическое на первый взгляд выведение псковской чумы из Индии в действительности не столь уж фантастично. Некоторые районы Индии ученые относят к эндемическим (постоянным) очагам чумы.
Из Пскова мор перекинулся в Новгород:
«В лето 6860 (1352). Бысть мор силен велми в Плескове… Того же лета бысть мор силен в Новеграде, прилучися приити на ны, по человеколюбию Божию, праведному суду его; вниде смерть в люди тяжка и напрасна, от Госпожина дни (праздник Успения Богоматери 15 августа. – Н. Б.) почалося нольне (аж, даже. – Н. Б.) и до Велика дни (то есть до Пасхи, 24 марта 1353 года. – Н. Б.), множество бещислено люди добрых помре тогда. Сине же бысть знамение тоя смерти: хракнеть кровью
Новгородская летопись по списку П. П. Дубровского уже в первой фразе рассказа «О мору новгородцком» дает некоторые уточнения к приведенному выше сообщению: «Тое же осени бысть мор силен в Новегороде и в Ладозе» (55, 119). Таким образом, эпидемия, опустошавшая Псков, осенью 1352 года перекинулась не только на сам Новгород, но и на его «пригороды».
Никоновская летопись сообщает об эпидемии в Новгороде на основе местных источников, но в значительной редактуре (41, 224). Суровый лаконизм северных летописцев становится канвой, по которой вышивает свои узоры московское церковное красноречие.
Обычным средством для прекращения мора было строительство обетных церквей. Эта традиция была повсеместной. «Исследование традиции церковного строительства в Пскове XV – начала XVI века убеждает, что обыденные, или обетные, церкви сооружались во время эпидемий. С 1407 по 1532 год в городе было построено 9 таких храмов на средства государства» (87, 33).
В Новгороде в 1353 году также прибегли к старому средству. «Того же лета (6861) владыка Моисии с новогородци поставиша церковь Святыи Семион заветный мору деля» (53, 110).
Почти не затронув Литву, эпидемия перешла из северо-западных земель в Окско-Волжское междуречье и в Юго-Западную Русь. Никоновская летопись приводит страшный в своем лаконизме перечень низовских городов, опустошенных чумой:
«Того же лета бысть мор силен в Смоленске, и в Киеве, и в Чернигове и в Суждале, и во всей земле Русстей смерть люта, и напрасна (внезапна. – Н. Б.) и скора; и бысть страх и трепет велий на всех человецех. В Глухове же тогда ни един человек не остася, вси изомроша; сице же и на Белеозере» (41, 224).
На Руси причины бедствия видели прежде всего в Божьем гневе. Об этом говорили еще ветхозаветные пророки. Соответственно, размышления над конкретными причинами Божьего гнева сводились к бесконечному плетению библейских сюжетов. Летописные тексты о чуме проникнуты аллюзиями и прямыми цитатами из Священного Писания. Чаще всего цитировали Псалтирь, знакомую каждому христианину по церковным чтениям и песнопениям. «Сердце мое смятеся во мне, и боязнь смерти нападе на мя; страх и трепет прииде на мя, и покры мя тма…» (Пс. 54, 5–6).
Глава 4
«Великий мор»
Тем, кто не видел великих эпидемий чумы,
не понять, к каким катастрофическим
результатам они приводят.
Подобно тому как землетрясение повторяет разрушительные толчки, так и «черная смерть» напоминала о себе новыми волнами эпидемии. В первой половине 60-х годов XIV века чума вернулась в русские земли с новой силой. Ее второй приход был не менее, а скорее даже более опустошительным, чем первый. Русские летописцы называли это второе пришествие чумы «великим мором». И если родившийся осенью 1350 года Дмитрий Донской едва ли имел какие-нибудь личные воспоминания об эпидемии 1352–1353 годов, то эпидемию 60-х годов он запомнил на всю жизнь. Такого рода впечатления не исчезают из тайников человеческой памяти. В особенности если речь идет о сложных и впечатлительных натурах.