Дмитрий Иванович Менделеев
Шрифт:
А вышло это так.
Под давлением Русского технического общества, которое полностью поддержало все практические выводы, сделанные Менделеевым из его американской поездки, нелепый акциз на нефть был в 1877 году отменен. Нефтяная промышленность сразу вздохнула свободно.
В мае 1880 года Менделеев снова побывал в Баку. Он поспешил рассказать о виденном через газету «Голос».
Значительность происшедших перемен его поразила. В начале 1876 года в Баку действовало не больше 30-40 буровых колодцев. За три года после снятия акциза на нефть число их достигло 350.
Вместо того чтобы возить нефтепродукты в бочках, для этого уже использовался нефтеналивной флот (первый
Менделеев протестовал против того, чтобы отождествлять нефтяное дело с керосиновым производством. Нефть – драгоценное сырье, которое нуждается в полной, разносторонней, комплексной переработке. В то время как фирма Нобель хвалилась достигнутыми ею успехами в «распространении нефтяного отопления», Менделеев писал, что с народнохозяйственной точки зрения это непроизводительнейшая растрата природных богатств, что использовать «под паровиками надо каменный уголь… а не сбиваться в сторону нефти. Есть, однако, негодные отбросы и низкие сорта нефти, дающие очень мало керосина и масел – их довольно для топки на заводах и под паровиками пароходов и локомотивов… Не противу этих экономически выгодных и неизбежных применений нефти, как топлива, говорю я, а против того учения, – что нефть наша есть истинный и выгодный заместитель каменного угля. Можно топить и ассигнациями».
Не это волновало Нобеля. Он отлично понимал то, что никак не мог взять в толк сам Менделеев, а именно: что предпринимателю принадлежала роль крыловского кота Васьки, а ученому-неблагодарная роль повара-усовещивателя. Васька слушал, да ел.
Но когда Менделеев начинал совсем некстати для фирмы объяснять, какие жертвы несет фирма Нобель, завозившая готовые бочки в Баку, чтобы оттуда отправлять во все концы России дорогой керосин, когда он на счетах, простыми арифметическими выкладками доказывал, насколько целесообразнее перевозить нефть наливом, а заводы для переработки нефти строить в местах потребления нефтепродуктов, в частности по Волге, – тут уже Нобель не мог не встрепенуться. Нобель знал, что и здесь Менделеев прав. Нобель действительно нес большие накладные расходы на перевозке готовых осветительных масел, но он их возмещал за счет потребителя. Превосходный нобелевский керосин ценился высоко. В отличной нобелевской упаковке он достигал самых отдаленных уголков страны.
С каждым днем Нобель все плотнее и плотнее прибирал к рукам и оптовую и розничную торговлю керосином, вытесняя из нее всех конкурентов. Им трудно было перехватить у него инициативу, соперничать с образцовой централизованной организацией сбыта нефтепродуктов, которую он наладил. В этой системе было одно уязвимое место, то самое, которое нащупал Менделеев Если бы действительно свободный капитал конкурентов, не скованный, как у Нобеля, крупными вложениями в бакинские нефтеперерабатывающие заводы, обратился к перевозке нефти наливом и, в противовес Нобелю, образовал ее переработку на местах, керосин сразу подешевел бы и стал бы широко доступным товаром даже для деревни. Нобелевский
«Господа московские и всякие иные русские капиталисты, – продолжал Менделеев свою настойчивую пропаганду нефтяного дела. – Пустите ли вы французов, немцев, шведов, англичан и американцев эксплоатировать и это русское богатство и нажить на нем хорошие барыши или сами догадаетесь взять его, когда вновь вам указывает на большое наживное дело тот, кто давно следит за судьбой русской нефтяной промышленности и ничего больше не хочет, как того, чтобы она развивалась до тех размеров, какие соответствуют природным запасам страны… Покажите миру хоть в этом деле, что можете сами справиться со своим… Вам, господа русские капиталисты, предстоит осветить и смазать и Россию и Европу, разделив свою службу и честь с Америкой, по пути превратив четырехкопеечный продукт в пятирублевый, отчего пристанет кое-что и к вашим рукам и к рукам тысяч рабочих, которые потребуются для того, чтобы поворотить эти миллионы пудов, втуне лежащие под землей».
К «господам капиталистам» обращался голос всеми признанного авторитета. Возникала реальная угроза, что они его послушаются. Ведь он так убедительно заявлял, что здесь «нужны новые русские силы». Эти силы действительно могли появиться, и вместо акций товарищества братьев Нобель распространение могли и впрямь получить акции возможных заводов-конкурентов, хотя бы тех же волжан, за успех которых Менделеев с такой решительностью ручался. Все знали, что это была порука стороннего свидетеля, знающего, бывалого человека. Надо было во что бы то ни стало отвратить нависшую опасность.
Разумеется, первая идея, которая пришла в голову Людвигу Эммануиловичу Нобелю, идея вполне самостоятельная, хотя и не очень оригинальная, – купить молчание Менделеева. Менделеев получил блестящие предложения «консультировать» фирму. Он с гордостью отказался от этого. Тогда в суворинском «Новом времени» (№ 1663 от 14 октября 1880 года) против Менделеева выступил сторонник Нобеля, профессор горного института К. И. Лисенко, незаурядный ученый, специалист по технической химии, также занимавшийся нефтью. Лисенко распространялся о «громадном самомнении» Менделеева, огульно охаивал его «странные, чтобы не сказать более, проекты».
Менделеев выступил с ответом Лисенко. На отповедь он никогда не скупился. «Самомнение предполагает ложь, – писал он, – а это правда». Он крепко стоял на своей позиции независимого общественного деятеля. «Не лица отдельные, не частное зло, не интересы минуты побуждали меня, а я, по крайнему своему разумению, говорил и буду говорить о деле общем. Частности для меня лишь пример». Менделеев настаивал на том, что нефтяное производство тяготеет к центрам потребления. Его децентрализация таит в себе огромные преимущества и для производителя и для потребителя.
Тогда, не на шутку встревоженный, Нобель обратился в газету «Голос», где были помещены столь опасные для него корреспонденции Менделеева, с «открытым письмом профессору Менделееву», в котором содержался подлый выпад:
«Вы, Дмитрий Иванович, стоите на высоте науки. Вся русская печать удостоверяет вас в вашей европейской известности; следовательно, мы должны вам верить…» Дальше он объяснял, почему Менделееву верить не следовало. Он доказывал неправильность менделеевских расчетов выгодности районирования переработки нефти, демагогически оперируя ценами переделки нефти на существовавших в то время немногочисленных полукустарных волжских заводиках.