Дмитрий Ульянов
Шрифт:
«Большущий привет Маняше и поздравление с свободой», — пишет 2 июля Владимир Ильич из Лозанны [17] .
Вот уже на воле и Анна Ильинична. Немного придя в себя, она уезжает к мужу в Петербург, но ей отказывают в праве жительства в столице. Тогда Марк Тимофеевич снимает квартиру в поселке Саблино, в тридцати минутах езды от Петербурга. Анна Ильинична пишет матери, приглашает в Саблино. Но пока Митя в тюрьме, она никуда не поедет, хотя ей так необходим отдых. Это чувствовал Владимир Ильич: «Дорогая мамочка!.. Тебе надо непременно отдохнуть летом. Пожалуйста,
17
В. И. Ленин.Полн. собр. соч., т. 55, с. 235.
18
В. И. Ленин.Полн. собр. соч., т. 55, с. 235.
Положение матери беспокоит и Дмитрия Ильича. Из тюремной камеры он обращается к прокурору Киевской судебной палаты: «…Полное одиночество, которое создано для моей матери после ареста меня с женой и обеих моих сестер, действуют на нее, особенно в последнее время, когда у нее появились признаки старой болезни, прямо убийственным образом… Крайне затруднительны свидания за решеткой как вследствие того, что среди шума и разговоров со всех сторон она плохо слышит и сама не может говорить достаточно громко, так и потому, что ей тяжело подолгу стоять». Он просит пощадить его мать. В ответ — молчание.
И все же настал день, когда перед Дмитрием Ильичом открылись тюремные двери.
Теперь мать с младшей дочерью могла спокойно ехать в Саблино. Для Дмитрия Ильича о службе, о жительстве в Киеве не могло быть и речи. Но он готов ехать в любое место, куда пошлет партия, где он нужен для революционной работы. По выходе из тюрьмы ему удается связаться с товарищами. Новости ободряющие: ни один из членов Центрального Комитета, работавших в России, в лапы охранки не попал. Большинство местных комитетов, в том числе и Киевский, активно готовится к съезду.
В России все явственнее чувствовалась надвигающаяся революция.
НА ВОЛНЕ РЕВОЛЮЦИОННОГО ПОДЪЕМА
Газеты пестрели статьями о боевых действиях в Маньчжурии. Однако в этой обстановке всеобщего военного психоза нет-нет да и пробивались заметки о рабочих демонстрациях, митингах…
Нарастание революции не на шутку пугало самодержавие, и оно принимало все меры, чтобы оградить рабочие массы от влияния социал-демократов.
На этот раз, выйдя из тюрьмы, Дмитрий Ильич был не только оставлен под гласным надзором, но и был строго предупрежден: из города не отлучаться — может понадобиться для допросов.
А работа? Политически неблагонадежному нет службы ни в Киеве, ни в Киевской губернии. На какие же средства жить? Это охранку не интересовало.
Получался заколдованный круг. Как из него вырваться?
Просматривая газеты, Дмитрий Ильич узнал, что в районе Акмолинска вспыхнула эпидемия холеры. Срочно требовались опытные врачи и фельдшера. Он — врач, жена — фельдшерица. Решили вдвоем ехать на восток. А там видно будет, в каком городе обосноваться.
Обратились в главную врачебную инспекцию, ведавшую посылкой медперсонала в районы эпидемий. Ответа не последовало. Отчаявшись ждать, Дмитрий Ильич
Власти были встревожены лавинообразным ростом политических стачек. Бастовали не только рабочие Донбасса и Центрального промышленного района. Поднимался на борьбу пролетариат Питера. И царизм со всей решительностью готовился расправиться с рабочим движением. К столице заранее были стянуты войска. Царизм ждал повода. И такой повод представился. 9 января 1905 года на Дворцовой площади была расстреляна мирная демонстрация. В ответ пролетариат Питера стал возводить баррикады.
В России началась революция.
В Саблине, где Дмитрий Ильич сделал кратковременную остановку, Анна Ильинична рассказала некоторые подробности Кровавого воскресенья. В Питере повсюду митинги. Даже либералы возмущаются хладнокровным убийством сотен безоружных людей. Особенно много усердствует поп Гапон, который, как заметила Анна Ильинична, «все же как будто не темная личность». Гапон пользовался у рабочих авторитетом. К нему стекались огромные пожертвования. На эти деньги он закупил в Англии большую партию оружия. Однако зафрахтованный им пароход, якобы по недосмотру капитана, около Питера попал на отмель, и оружие оказалось в руках полиции. Тогда даже многие большевики искренне считали, что делу помешала непредвиденная случайность, а не тонкий расчет провокатора.
Из рассказов родных и знакомых Дмитрий Ильич знал, что Гапон проявляет слишком большую активность, интересуется делами большевиков, особенно их взглядами на будущую революцию. Эта «активность» вызывала подозрение. Дмитрий Ильич считал его темной личностью и, как потом оказалось, в своем подозрении не ошибся.
В феврале пришла весточка из Симбирска. Друзья сообщали: в уезде есть вакансия санитарного врача.
Для выезда Ульянова в Симбирск в Киевском жандармском управлении возражений не было.
Губернское земство определяет Дмитрия Ильича санитарным врачом Симбирского уезда. За несколько лет скитаний впервые появился постоянный заработок. До недавнего времени такой должности в уездах вообще не было, и только благодаря революции земство разрешило «нововведение». «В это время, — объяснял Дмитрий Ильич, — в конце 1904 года и начале 1905 года — был подъем либерального движения в России. И вот Симбирское земство решило ввести санитарных врачей с целью улучшить медицинскую обстановку в деревне, хотя в душе земцы в громадном большинстве считали, что для лечения крестьян вовсе не нужно врачей, а достаточно фельдшеров. Но под влиянием либеральных настроений они подумали ввести две должности санитарных врачей».
Одну из этих должностей занял Дмитрий Ильич, вторую — Зиновий Петрович Соловьев, социал-демократ, решительный сторонник Ленина. Соловьев стал заместителем заведующего санитарным отделом губернии и, несмотря на молодость, блестяще справлялся со своими обязанностями, успевая даже редактировать «Врачебно-санитарный листок Симбирской губернии». При поддержке прогрессивно настроенных медиков, и прежде всего Дмитрия Ильича, он обобщил опыт института санитарных врачей, который уже существовал в Московской губернии и которого еще не было в Симбирске. Некоторые прогрессивные методы обслуживания сельского населения ему удалось ввести и у себя в уезде.