Днепр
Шрифт:
— Квас. Думаю, что нет, — Кремень отпил одним глотком полстакана.
— Я люблю Шевченка: чудесный поэт! — продолжал Форестье. — Главное — в те времена и такое вольнодумство, такая поэзия!
— Вы его где полюбили: еще во Франции или в Херсоне? — спросил Кремень.
— В Херсоне, — ответил Форестье не сразу, поняв язвительность вопроса.
— Оно и видно!
— Я думаю, начнем переговоры, — вмешался Ловетт, выручая полковника.
— Пожалуйста, — ответил Кремень и, приготовившись слушать, придвинулся
Покрасневший Форестье допил квас. Он долго вглядывался в лица партизанских командиров, затем перевел глаза на стены, увешанные картинами в рамах, посмотрел в окно и снова, протянув руку к графину с квасом, наполнил свой стакан.
Затем откашлялся и начал издалека, отлично зная, что переговоры ни к чему не приведут. Говоря, он с откровенным любопытством рассматривал через окно заполненный вооруженными людьми перрон и стоявший на линии бронепоезд.
Кремень, Матейка и Марко внимательно слушали.
«Главное — выиграть время», — думал полковник. Пуская кольцами сизый дымок, он старательно доказывал, подбирая наиболее значительные слова:
— В нашем распоряжении достаточно средств, чтобы вести успешные операции. Эскадра на рейде, десять тысяч штыков, танки, — перечислял он не спеша, стараясь уловить, какое впечатление производят его слова.
Красные командиры сидели перед ним с непроницаемыми лицами. Не замечая на них ничего, кроме вежливого внимания, полковник продолжал:
— Командование держав Согласия не имеет намерения напрасно проливать кровь населения Украины. Мы предлагаем вам прекратить военные действия на окраинах Херсона, отозвать свои отряды и сложить оружие. Поймите, ваши действия безумны. Впереди стоят вооруженные силы держав Согласия, за спиной — курени Петлюры. Мы даем вам сутки. Подумайте!..
Полковник умолк. Папироса его погасла. Полузакрыв глаза, он наблюдал.
Кремень зажег спичку и подал ее полковнику. Форестье внутренне улыбался. Все шло хорошо.
— Вы даете нам слишком много времени на обдумывание ваших предложений, — сказал Кремень, при этом искорки смеха блеснули у него в глазах. — Вот что мы вам ответим: предложение и у нас есть, и если вы примете его, то все будет хорошо и крови проливать не придется, тем более что ваши войска немало пролили ее в Херсоне. Так вот, передайте генералу Ланшону: войска держав Антанты должны в течение одних суток покинуть Херсон. Это все!
Кремень поднялся.
Марко и Матейка сидели, не сводя глаз с Форестье.
— Вы предлагаете невозможное, — заикаясь возразил полковник и тоже выпрямился за столом.
Он резким движением вынул изо рта папиросу, поискал глазами пепельницу и, не найдя, раздавил окурок о край стола.
На подоконнике лениво звенела муха.
Майор Ловетт звякнул шпорами и, надев перчатки, значительно произнес:
— Вы не предвидите результатов. Сам президент Вильсон
— Боюсь, что и ваш президент их не предвидит, — с усмешкой заметил Кремень.
Форестье пожал плечами. Все. Больше говорить было не о чем. Можно лишь еще раз пригрозить танками, эскадрой, пушками. Но это небезопасно. Форестье отодвинул стул и сухо поклонился.
Переговоры закончились.
— Что ж, до свидания! — холодно сказал полковник, направляясь к двери.
— До скорого свидания, — ответил Кремень.
Марко провожал парламентеров. Они молча шагали по шпалам, ускоряя шаг.
Вдали на дрезине виднелась фигура Кашпура.
XVIII
На следующее утро партизаны заняли все подступы к Херсону.
Английская и греческая пехота численностью в семь тысяч штыков сосредоточилась на линии Форштадтской крепости.
На флангах не переставая действовали пулеметные команды. С бастионов били тяжелые орудия, стирая с лица земли селения и хутора.
Дважды безуспешно шла в атаку вражеская кавалерия, пытаясь прорвать фронт красных.
Оккупанты имели в своем распоряжении огромное количество снарядов и мощную дальнобойную артиллерию. Кроме того, у них были танки.
Партизаны знали, что слова Форестье — не пустая угроза. В Херсоне стояло до десятка танков, и их в любую минуту могли ввести в бой.
Кремень дважды объезжал линию фронта, подбадривая партизан, и на случай танковой атаки подготовил команду из старых фронтовиков, снабдив их гранатами.
До полудня длилась беспорядочная перестрелка, не причиняя серьезного вреда ни одной из сторон. Прибыл рабочий батальон из Екатеринослава.
В полдень прибыл из Дарьевки Охрим со своими полевыми орудиями.
Он привел, кроме того, сто пятьдесят дарьевских крестьян, вооруженных охотничьими ружьями, косами и вилами.
— Плохое у вас оружие, ребята, — сказал Кремень, — но лучшего дать не могу. Вон оно, лучшее, где! — и он показал рукой на Форштадт.
Поддерживаемые пулеметным огнем, дарьевские партизаны пошли в атаку на передовые прикрытия перед крепостью. Их повел Охрим. И первый пал, сраженный пулей. Французская пехота залегла за свеженасыпанным земляным валом и вела по наступающим огонь, не жалея патронов.
Но уже через десять минут французы поспешно отошли, оставив за насыпью зарядные ящики и три пулемета. Ряды партизан, шедших в атаку, сильно поредели, зато они захватили много оружия и патронов.
Огонь затих, и в крепости настала подозрительная тишина.
Вскоре партизаны поняли ее причину.
Из ворот один за другим выползали серые приземистые закрытые машины с маленькими башенками, похожими на шляпки грибов. Они быстро выстроились в одну линию и поползли на партизанские окопы.