Дневная поверхность
Шрифт:
Сидя на валу Алчедарского городища, я, наверное, сильно углубился в воспоминания, потому что не заметил, как рядом со мной оказался Павел, и увидел его только тогда, когда он положил мне руку на плечо и спросил:
— Не спится, Георгий Борисович?
— Да. И тебе не спится?
Павел ответил не сразу:
— Знаете, о чем я сейчас думал? О нашем первом Алчедарском лагере. Три маленькие двухместные палаточки под ветвями вон того дуба — и первые славянские вещи, найденные на городище. Такие неказистые, поржавевшие. А у нас при виде этих находок дух захватило. А помните нас, ваших учеников, тогда? Я и Юра уже студентами были, а Витя и другие — ещё школьниками?
— Как
— Ах, вот как! — Парировал Павел. — А ваше полцарства за городище?..
— Мне сегодня об этом Георге напомнил, а я ему помянул его шпионско–диверсионную деятельность…
Это тоже случилось в первый год. По только что открытым древнерусским поселениям мы уже установили, что укреплённые городища обычно находятся в центре целого гнезда неукреплённых поселений. И вот мы нашли группу таких неукреплённых тиверских поселений, но никак не могли найти городище. Самым тщательным образом, концентрическими кругами прошли мы разведкой вокруг того села, где остановились. А городище все не находилось. Это было очень обидно и непонятно. Скрывая досаду, я объявил, что премирую того, кто найдет городище. Георге осведомился, какая будет премия. Я а шутку ответил:
«Полцарства за городище».
Через пару дней, как–то утречком, Георге неожиданно сказал мне:
«Полцарства — это слишком много и неопредёленно. А пол–литра дадите за городище?»
«Дам, дам, — сердито ответил я. — Ты раньше найди».
Георге тут же встал, повел меня за собой и у самой окраины села показал мне открытое им городище. Пришлось выполнить условие. Но, главное, обидно было, что городище–то находилось под самым носом, а мне это и в голову не приходило. И ещё обидно было, что Георге меня так ловко провел. Я решил отомстить, и скоро случай представился.
Однажды, когда мы разбили лагерь на берегу Днестра, Георге отправился на другой берег в разведку. Он был облачён и снаряжён так, как, по его тогдашнему представлению, следовало быть облачённым и снаряжённым истинному археологу: полувоенный костюм со множеством застёжек–молний, оплечь жёлтый кожаный планшет, полевая сумка, фотоаппарат, на груди — полевой бинокль, на поясе — финка.
Прошло часа три–четыре после его ухода, как вдруг Павел, который пошёл на Днестр за водой, прибежал с довольно озадаченной физиономией и закричал:
— Георгий Борисович, идите скорее на берег! Вас Юра зовет!
— Что случилось? Почему он сам не идёт?
— Да его не пускают! — Давясь от смеха, сказал Павел.
Я поспешил к Днестру и увидел на другом берегу Георге, по обе стороны которого стояли два дюжих молодца с охотничьими ружьями.
Увидев меня, Георге закричал через реку:
— Подумайте, Георгий Борисович! Эти дураки — сторожа с баштана — меня за диверсанта приняли! Объясните им, кто я такой.
Ага, вот в чем дело! Газеты тогда часто сообщали о поимке разных шпионов. Недавно такое сообщение было и в молдавских газетах. А пышное снаряжение Георге и навело сторожей на мысль, что он диверсант. Ну и поделом — не будь пижоном!
— Что же вы не отвечаете?! — Надрывался Георге.
— А может быть, ты и вправду шпион, Георге? — Прокричал я.
— Что?! Что?! — Возопил не поверивший своим ушам Георге.
— Мо–жет быть, ты и впра–вду шпи–он! — Раздельно повторил я. — Зна–ешь, в на–ше вре–мя ни за кого нельзя ру–чать–ся!
— Да как вам не стыдно! Это же безобразие! — Возмущённо кричал Георге.
— Не слышу! Не понимаю, что за слово ты сказал. Повтори по буквам! — Ответил я.
—
Дело в том, что, как только мы начали переговариваться, сторожа, смущённо помявшись, тут же молча ушли, а Георге в азарте нашей полемики этого и не заметил.
Мы с Павлом посмеялись над забавными происшествиями первого сезона работы экспедиции, а потом вспомнили следующий сезон и раскоп Екимауц — небольшого, хорошо укреплённого городища, прикрывавшего доступ к Алчедару с юга, со стороны причерноморских степей. Это были удивительные раскопки. Когда мы сняли верхний дерновый покров, то на всем плато увидели уголь, золу, развалины сожжённых жилищ, скелеты людей и лошадей в самых неестественных позах. Из позвонков их мы вынимали застрявшие там железные наконечники копий и стрел. Скелеты лежали и под развалинами сгоревших деревянных срубов — городен, кольцом окружавших плато городища но гребню вала. Перед нами открылась картина мирного труда, внезапно нарушенного нападением врагов, картина гибели в огне пожара и неравной битве жителей этого городища. О силе огня, бушевавшего в последние часы жизни на городище, свидетельствовало многое, например растрескавшиеся от нестерпимого жара огромные известняковые жернова и миниатюрные изящные сердоликовые бусины; об ожесточении битвы — скелеты погибших людей, которые мы находили не только на валу и плато городища, но и среди развалин жилищ, а также сотни стрел, копья, боевые топоры, кистени, сабли, булавы и другое оружие.
Вот у входа в жилище и мастерскую кузнеца лежит скелет мужчины с подогнутой под спину левой рукой. Череп его раздроблен. Рядом — железный боевой топор с узким и острым лезвием. В самом жилище — женский и детский скелеты. Здесь погибла семья кузнеца. Внутри жилища мы нашли наковальню, молот, клещи, напильник, зубило и другие орудия труда кузнеца, железный нож от плуга — чересло, ещё не законченные, не откованные полностью ведёрные дужки. Уцелел даже горшок с просяной кашей. Каша обуглилась в огне пожара и потому сохранилась до наших дней.
Серебряный продолговатый слиток, русская монета — гривенка и серебряные среднеазиатские монеты — диргемы, бывшие тогда в большом ходу на Руси, позволили точно определить, что роковая для жителей городища битва произошла в первой половине XI века. По типам стрел и другого оружия мы установили, что на городище напали кочевники–печенеги, продвигавшиеся тогда из Поднестровья к Дунаю. Богатый, развитой ремесленный и торговый город перестал существовать в течение нескольких часов. Ничто или почти ничто из него не было вынесено, все осталось на тех самых местах, на которых находилось, когда разразилась катастрофа.
Трагедия, разыгравшаяся на этом городище девятьсот лет назад, была величайшей удачей для археологов. Мы получили бесценный по своей разносторонности и выразительности материал, по которому можно было судить обо всей материальной культуре и хозяйстве древнерусского населения Поднестровья. Мы имели в своих руках все орудия труда, от тяжёлых молотов до волочила — сложного инструмента для изготовления проволоки из серебра и бронзы, все виды оружия и бытовых предметов, все типы украшений — от изящных наборных серебряных серёг в виде виноградной грозди до различного вида бронзовых перстней, браслетов и стеклянных бусин. Мы могли воочию увидеть и тот общерусский характер, который имела культура славян Поднестровья, и те ее черты, которые были характерны именно для тиверцев. Это были удивительные раскопки, которые определили для многих принимавших в них участие студентов дальнейший жизненный путь.