Дневник, 1890 г.

Толстой Лев Николаевич

17 Я. Я. П. 90. Беспокойно спал, встал рано, пошел в школу — поучил, опять заснул. Делал пасьянс, ничего не думая. Теперь 2 ч[аса]. Хочу писать письма Поше, Попову, Рахманову. — Думал: Говоря с Янжулом, хорошо договорились: электрич[еский] свет не только ненужен, но вреден, п[отому] ч[то] освещает Hay Market, Невский и неприятельские лагери. Он тогда только будет нужен, когда ему будет готово доброе употребление. Нет, не так, как-то хорошо тогда сказалось. Ничего не делал. Только письма Рахм[анову], Попову и Бирюкову.15

18 Я. Я. П. 1890. Дурно спал. Вчера переписывал комедию, а нынче взялся опять исправлять. Она плоха. Работу перервал

Буткевич, приехавший из деревни. Говорил с ним. Он рассказывал, что многие ненавидят Кр[ейцерову] С[онату], говоря, что это описание полового маньяка. Меня это в первую минуту огорчило, но потом приятно, что во всяком случае это разворочало то, что нужно. Разумеется, можно бы лучше; но как умел. От Черткова телеграмма. Всё угрожает живот, но держусь, воздерживаясь от пищи.

19 Я. Я. П. 90. Встал поздно, пошел в школу к Тане, встретил Евдок[имова]. Он приехал из Орла. Всё тот же страх за то, что он сходит с ума, теряет память, подвигается к идиотизму. — Много говорил с ним, между прочим то, что истинная жизнь начинается тогда, когда она становится связью между прошедшим и будущим: тогда только она получает настоящее и радостное значение.

16Думал еще: И как странно, стирал пыль с нового дивана и вдруг ясная мысль такая. Отчего [одно и] то же в действительности серо, не важно, не красиво — и радостно, ясно в воспоминании? Не от того ли это, что настоящее, истинное есть только духовное, действительность же, реальность, как говорят, это только леса, подставляемые для постройки настоящей духовной жизни. Действительность, реальность это дым от огня и света истинной жизни. И дым этот застилает и портит настоящую, истинную жизнь.

17 Теперь 11-й час, пойду навстречу девочкам в Козловку. Поправля[л] комедию и кончил. Плоха комедия.

20 Я. Я. П. 90. Если буду жив. —

[20 января.] Жив. Евдокимов. Утром ходил один. И опять пришли в голову разные пустяки о комедии, к[оторые] и стал вписывать. Но приехал Буткевич, и Евдокимов еще тут. Бут[кевич] не знает, как уживется с женой. Она боится скучать. Несколько раз говорил с Евд[окимовым]. Устал от него. Написал ему письмо Ге. Он уехал.

21 Я. Я. П. 90. Поправлял комедию, читал. Катался с ребятами на скамейках. С[оня] очень всё взволнована, суетлива.

Странное дело эта забота о совершенстве формы.18 Не даром она. Но не даром тогда, когда содержание доброе. — Напиши Гоголь свою комедию грубо, слабо, ее бы не читали и одна миллионная тех, к[оторые] читали ее теперь. Надо заострить художественное произведение, чтобы оно проникло. Заострить и значит сделать ее совершенной художественно — тогда она пройдет через равнодушие и повторением возьмет свое.

19 Думал еще о вере: Вера есть необходимое условие жизни. То, во что надо верить — тайна — есть условие всякой жизни — движения. Без тайны не было бы возможности движения вперед к неизвестному. Если бы я был там, куда я иду, я не шел бы. Движение к этому неизвестному и есть жизнь. Любовь к этому неизвестному есть вера. Идти все-таки во всяком случае будешь.

Но вера сделает то, что будешь идти с радостью. Еще думал: говоря с Евдокимовым и убеждая его в том, что ничего нет ни исключительного, ни страшного в том, что он теряет умствен[ные] способности, если бы это б[ыла] и правда, я говорил ему о себе, повторил то, что давно думал, именно то, что всякий человек есть всегда, с рождения, непрестанно гибнущее существо. (Ребенок, как говорит Лao-дзе — делаясь крепким и жестким, теряет уже гибкость и жизненность.) Физическая

гибель для человека, сознающего себя в духовном я, обнажает только всё больше и больше духовное я. — (Гибель мышц рук и ног, а также гибель мозга.) В сознание моего духовного я не входит моя умственная сила. Сознание это в чем-то другом — в смирении, преданности воле божьей — в том, чему большей частью мешает и физическая и умственная сила. — Из погибели физического я вылупляется невольно я духовный.

20 Ездил на Козл[овку].

22 Я. Я. П. 90. Встал рано, поправлял всё утро комедию. Надеюсь, что кончил. Ходил в школу. М[аша] хворает, написала хорошее письмо П[оше]. Т[аня] хороша, проста, бодра, добра. Читал прежде еще книгу изречений индейск[ой] мудрости. Много хорошего и общего. — Очень я, благодаря комедии и игре Власти Тьмы в Пет[ербурге] и Берлине, стал поддаваться удовольствию похвал. Хотел ехать к Сереже. Не успею. Теперь 10 час[ов].

23 Я. Я. П. 90. Если буду жив.

[27 января.] Нынче 27 Я. Вчера 26 Я. Уезжал Лесков, и я, чувствуя, что не в состоянии буду работать, проводил его — поехал сам кучером в Тулу. Сделал поручение с Чертк[овым], и потом у Давыдова обедали. Много говорили. Девочки нас встретили. Третьего дня 25. Утром поговорил с Чертк[овым] и Лесковым, гуляя. Зашел в школу. Потом я поправлял, сколько помнится, комед[ию], 4-й акт. Вечер разговаривали, и я прочел комедию. Всё тщеславие. Чертков так же, еще более близок мне. Четверт[ого] дня 24. Утро поправлял Комедию всю сначала. — До самого обеда не кончил. Поехал в Тулу за Чертк[овым] и Леск[овым] и разъехался с ними. Вечером провожал Соню в Москву. 23-го — не помню, что утром делал. Кажется, пытался Коневск[ую] повесть, но ничего не написал. —

И так, нынче 27-е. Встал поздно. Поговорил с Чертковым очень хорошо об искусстве и смерти и пошел гулять. Об искусстве то, что: всё, что мы имеем духовно,есть последствие передачи; но из всей массы передаваемого выделяется то, что мы называем наукой и искусств[ом]. Что это? Это-то не то, чего нельзя не знать, что само собой передается, — искусство ходить, говорить, одеваться и т. п., и это не то, чего можно не знать, специальное дело — кузнечное, сапожное; а то, что должно знать всякому человеку. —

О смерти то, что не надо никогда забывать, что жизнь есть постоянное умирание. И сказать, что я постоянно умираю, всё равно, что сказать — я живу. — Сознание постоянного умирания пот[ому] полезно, что сознание это нельзя иметь без сознания жизни. Сознание это вызывает на необходимость употребить на дело свою умирающую жизнь.

28 Я. Я. П. 90. Приехал Ге старший, привез рисунок картины — очень хорошо. Всё время проходит в беседах с Ч[ертковым]. Он рассказывал про свое душевное состояние. Как страшно.

[30 января.] 29, 30 Я. Я. П. 90. Вчера то же. Приехала С[оня]. В самом хорошем духе. Нынче проводил, свез Ч[ерткова] с Г[е] в Тулу. Было очень хорошо, если бы не страх за возбужденное состояние Ч[ерткова]. Нынче утром почувствовал, что мне не хочется передавать ему мои мысли именно п[отому], ч[то] он их принимает так жадно. Боязно. Я-то плох. Мне самому нужно питаться ими. Все эти дни тщетно пытался писать послесловие к К[рейцеровой] С[онате]. Теперь 12-й час — болит живот. —

31 Я. Я. П. 90. Странное дело: с необыкновенной ясностью и радостью видел во сне, что жизнь человеческая не то, что я думал:, а, не круг или шар с центром, а часть бесконечной кривой, из к[оторой] то, что я вижу, понимаю, имеет подобие шара.